При любой другой ситуации перспектива поездки караваном в деревню, где выращивают кофе, привела бы нас в бурный восторг. Но этот чертов кат сделал нас безразличными ко всему. Даже такую приятную новость мы выслушали молча, не проронив ни слова. Так должен чувствовать себя медведь, который за минуту до того, как впасть в зимнюю спячку, до отвращения объелся засахаренным медом.
Касса Амануэль, по-видимому, объяснил наше мрачное настроение усталостью после дороги. Он оторвал еще несколько бананов и, пожелав спокойной ночи, удалился в свой номер.
К сожалению, доброе пожелание любезного опекуна не исполнилось. Ночь была ужасна! Я помню каирские ночи, когда я до утра сражался с москитами, асуанские — когда задыхался под москитной сеткой, суданские, с их убийственным зноем и шумом вентиляторов, и ночь в Аваше, закончившуюся скандалом с паном Беганеком. Но эта ночь — в Харэре — была самой ужасной из всех. Этого кошмара я не забуду до конца дней своих!
Первые несколько часов меня мучили тошнота и головная боль. Время от времени я впадал в короткий горячечный сон. Но тогда возникали такие жуткие видения, что я пробуждался со страшным криком. Пан Беганек на соседней кровати мучился совершенно так же. Видимо, мы слишком энергично жевали этот кат А может быть, сведения в книге были неверны?
Посреди ночи к прежним мучениям прибавилось новое: начали чесаться руки. Сначала слегка, а потом так, что можно было сойти с ума. С паном Беганеком творилось то же самое. Причина была ясна. Теперь уже можно было в этом не сомневаться.
Пан Беганек, — сказал я, — кажется мне, что шведский полковник все-таки был прав.
Еще бы, — сказал, чуть не плача, референт, — я с самого начала говорил, что все из-за этого лысого умника. Какой дьявол толкнул его в наше купе? Нет, мало, определенно мало мы били их под Оливой!
Я заснул только под утро, и то благодаря большой дозе снотворного, которое дал мне пан Беганек.
Глава VII
Наш караван — В эфиопской больнице — Деревенька прокаженных — Симпатяга, Резвая и… «потеря лица» — Первая встреча с жителями деревни. Пахнущее дымом молоко и девицы, которые умыкают женихов — Староста Уольде Бирру — Прогулка по деревеньке — Колдовство и суеверия — Экскурсия на кофейную плантацию и все о кофе — В доме умирающего плантатора — Куда эфиопы девают свои деньги
На следующее утро я проснулся с адской головной болью. Зуд тоже не прошел. Руки распухли и покрылись красной сыпью. Мой друг был не в лучшем состоянии. И что хуже всего — скрывать это дальше от нашего опекуна было невозможно. За завтраком мы показали Кассе Амануэлю, что делается с нашими руками. Наш покровитель побелел от испуга и стал лихорадочно допытываться, не ели ли мы что-нибудь в его отсутствие и не подавали ли руки неизвестным людям; потом спросил, не беспокоит ли нас еще что-нибудь, кроме зуда. Мы ответили, что еще ужасно болит голова. Но всю историю с плодами кактуса и катом деликатно опустили. Не хотелось об этом говорить. Тогда Касса Амануэль испугался еще больше. Заикаясь от волнения, он сказал, что сыпь в сочетании с головной болью очень его тревожит. Необходимо немедленно пойти в больницу и показаться врачу.
Когда мы вышли из отеля, на улице уже дожидался заказанный Кассой Амануэлем караван. Он выглядел весьма эффектно и состоял из двух полицейских-амхарцев, которые должны были сопровождать нас в качестве охраны, двух проводников из племени галла, ехавших на ослах и ведших на поводу еще трех великолепно откормленных, холеных и красиво оседланных ослов, предназначавшихся для нас.
Сообщение о том, что время отправления несколько отодвигается, из-за того что два ференджа заболели и должны зайти в больницу, было встречено громкими возгласами неудовольствия. Нас самих не радовала перспектива посещения больницы, тем более что при виде каравана наше самочувствие улучшилось и даже распухшие руки почти перестали зудеть. Но как я ни старался отговорить Кассу Амануэля от его затеи с больницей, все было напрасно. Он сказал, что в Харэре шутить с болезнями опасно, сыпь и головная боль ему очень не нравятся, а он отвечает за наше здоровье перед Павлом и мосье Бернаром и т. д., и т. д., и т. д.
Словом, дело приняло серьезный оборот, и деваться было некуда. Мы двинулись по направлению к городской больнице, а караван, чертыхаясь и проклиная все на свете, потянулся за нами.
Несмотря на ранний час, около больницы имени раса Маконнена уже собралась толпа ожидающих приема. Это были больные из самых отдаленных уголков провинции Харэр. Они притащились сюда вместе с семьями и домашними животными. Больничный двор, забитый людьми, верблюдами, ослами и телегами с впряженными в них круторогими волами, производил впечатление стоянки кочевников степей или пустынь. В сущности, это было близко к истине, потому что большинство пациентов составляли представители кочевых сомалийских племен. Об этом свидетельствовали и складные тукули[32] — хижины, притороченные к спинам верблюдов.
32
Тукуль — круглая хижина с конусообразной крышей. Диаметр основания тукуля — три-шесть метров, кровля соломенная или из сушеного папируса. Остов сооружается из стволов эвкалиптов или другого прямоствольного дерева и вяжется лозой. Скелет заполняется мелкими ветвями, а затем обмазывается глиной. —