Староста заявил Кассе Амануэлю, что во время нашего пребывания в деревне мы будем его личными гостями, и сразу провел в свой двухэтажный дом.
Впервые мы оказались в настоящем эфиопском жилище. Дом, построенный из стволов и ветвей деревьев, был покрыт цементом и производил впечатление каменного. Он был окружен чем-то вроде галереи — выступающая крыша опиралась на врытые в землю деревянные столбы. Касса Амануэль сказал, что такая галерея по-амхарски называется гебела. Внутри дом чики ничем не походил на европейские. Он делился на отдельные помещения так, как у нас делят торт или рождественский кулич. В результате комнаты приобрели треугольную форму. Внутренние стены, отделявшие их друг от друга, были сделаны из дерева. В наружных стенах имелись высокие окна.
Каждый из нас получил отдельную комнату. У себя я нашел алгу — нечто подобное тахте, обитой кожаной плетеной циновкой, с маленькой подушкой, грубой простыней и верблюжьими покрывалами вместо одеял. В стене над кроватью торчало множество гвоздей и крюков для развешивания одежды и прочих вещей. Кроме того, было еще два столика; на одном из них стоял погнутый жестяной таз, а рядом — ведро из большой дыни, наполненное водой. Стены украшали византийская икона, изображавшая какого-то святого с мечом, и вырезанные из итальянского журнала большие цветные фотографии Джины Лоллобриджиды.
Комнатки пана Беганека и Кассы Амануэля были похожи на мою. Наш опекун заявил, что в харэрской деревне не часто встретишь так хорошо обставленный дом. На наше счастье, Уольде Бирру — человек состоятельный и известный — привык к гостям из города.
Завтракали мы в Специальном помещении для приема гостей — аддерашу, — которое было значительно больше остальных. Из радиоприемника лились звуки какой-то похожей на рыдание арабской песни, перс даваемой из Джибути.
На наш аппетит завтрак был чрезвычайно скромным Слуги-шанкалла подали нам жареную кукурузную кашу и вареный черный горох со звучным названием тембера. На десерт принесли ароматный мед диких пчел — тазму, — который, как нам объяснили, является отличным средством против простуды. Проголодавшийся пап Беганек запихнул в рот такое количество меда, что, надо думать, застраховал себя от простуды до конца жизни.
Уольде Бирру не принимал участия в завтраке. Он стоял возле нас и на ломаном английском языке извинялся за отсутствие на столе мяса. Был день поста, когда жир, мясо, яйца и молочные продукты есть не разрешается. После того как Касса Амануэль рассказал нам, что наиболее богобоязненные эфиопы постятся таким образом двести пятьдесят дней в году, обеспокоенный пан Беганек спросил, не принадлежит ли и наш хозяин к их числу. Но Касса Амануэль успокоил нас, сказав, что Уольде Бирру соблюдает только важнейшие посты, то есть отказывается от мяса не более ста пятидесяти дней в году.
После завтрака наш покровитель завел длинный разговор с чикой, а мы с паном Беганеком, в сопровождении двух полицейских и проводника, пошли прогуляться. Очень — скоро к нам присоединилась большая группа жителей деревни, главным образом молодежь, также несколько коз и собак, так что наша скромная прогулка вылилась в некую стихийную демонстрацию.
Было бы совсем замечательно, если бы1 мы могли еще и побеседовать с нашими деревенскими спутниками. К сожалению, единственный наш переводчик — старший из полицейских-амхарцев — знал немногим более десятка английских слов. Впрочем, нам все равно было очень интересно.
Прежде всего мы заглянули в один из самых маленьких тукулей. Хотелось посмотреть, как живут беднейшие жители деревни. Тукуль был тесный, темный, дымный, совсем без окон, с одной только низкой дверью; стены залеплены глиной, смешанной с пеплом; вдоль стен — заменяющие кровати земляные возвышения, покрытые шкурами; вместо печи — выкопанная в земле яма, в которой тлело сырое дерево. В этом нездоровом, совершенно лишенном какой-либо мебели и утвари помещении ютились люди вместе с животными.
Когда мы вышли из тукуля, на другом конце деревни вдруг раздались два выстрела. Наши спутники пришли в сильнейшее возбуждение. Несколько подростков, что-то крича, опрометью кинулись в том направлении, откуда стреляли. Остальные не бросили нас, но было видно, что они чем-то чрезвычайно взволнованы. Наверное, мы имели очень растерянный вид, потому что наш переводчик громко засмеялся.