Весь следующий день был посвящен кофе. Ранним утром мы с нашим караваном отправились осматривать близлежащие кофейные плантации. Теперь у нас на всю компанию появилось одно механическое транспортное средство — Уольде Бирру сопровождал нас на мотоцикле.
Начало путешествия, как и в первый раз, ознаменовалось инцидентом с ослами. Проводники-галла, заботясь о возвращении нам «утраченного лица», уговорили нас ехать на Симпатяге и Резвой. Стараясь завоевать расположение строптивых животных, мы во время пребывания в деревне тайком подкармливали их сахаром. Поэтому сейчас, думая, что у нас есть для этого все основания, мы приняли абсолютно независимый вид и спокойно взгромоздились на их спины. Но не тут-то было! Эти негодные существа не выразили никакой благодарности, а повели себя еще хуже, чем прежде. Симпатяга точно так же не слушался и точно так же старался укусить Резвую за то место, где была нога пана Беганека. Более того, свою старую программу они пополнили новым номером — бегом наперегонки с мотоциклом Уольде Бирру. Резвая понеслась так, что едва не сделала референта калекой. Нам не оставалось ничего другого, как пойти на вторичную, теперь уже окончательную, «потерю лица». Под громкий хохот двух галла и трех амхарцев — только Касса Амануэль, добрая душа, не смеялся — мы снова перебрались на спины безопасных серых осликов «второго класса».
После этого прискорбного и губительного для нашей чести эксцесса ничего особенного не произошло. Мы осматривали обширные владения харэрских плантаторов и беседовали о кофе.
Откровенно говоря, это не было так интересно, как мы ожидали, скорее просто скучно. Только первую встречу с кофе в естественном виде я вспоминаю как своего рода событие.
Мы трусили на наших осликах по степи. Неожиданно впереди, на небольшом расстоянии от нас, на склоне горы показался порядочный лесок — не то деревья, не то кустарники. Ветерок, подувший с той стороны, принес с собой удивительно знакомый запах. Сразу вспомнились детство и пасхальные праздники в родительском доме.
— Чувствуете запах ванили? — спросил Касса Амануэль. — Это пахнут кофейные деревья.
Подъехав ближе, мы спешились и углубились в рощу. Здесь росли кусты высотой больше чем в два человеческих роста. Отодвигая длинные зеленые листья, мы с удивлением разглядывали гроздья круглых, красных, похожих на вишню плодов. Трудно было поверить, что эти аппетитные вишенки и есть кофе. Касса Амануэль сорвал один плод, тщательно очистил его от мякоти и протянул нам на ладони белое, круглое, похожее на горошину зернышко.
— Это зерно кофе «харари», лучшего на свете, — сказал он.
Выдающийся специалист по Эфиопии, референт Альбин Беганек, засомневался.
— Прошу прощения, — сказал он, — но я читал, да и сам не раз видел кофе в зернах, и оно всегда состояло из двух долей, а не из одного, и имело овальную форму, а не круглую.
Пан Беганек произнес это таким тоном, словно кофейная рощица была специально создана для того, чтобы вводить в заблуждение путешествующих по Эфиопии поляков.
— Вы совершенно правы, — ответил с улыбкой Касса Амануэль. — Зерно обычного кофе действительно состоит из двух долей и имеет овальную форму. Но «харари» — это особый сорт, с круглыми и цельными зернами. Поэтому его называют еще «жемчужным».
Это убедило пана Беганека. Взяв с ладони у Кассы Амануэля белое круглое зернышко, он долго его разглядывал, потом передал мне. Я тоже осмотрел зерно со всех сторон. Для людей, привыкших видеть кофе только в чашках или в фабричной упаковке, зернышки свежих плодов казались диковинками. Но это и все. Дальше не было ничего нового. Все те же высокие зеленые кусты, такие же, похожие на вишню плоды и белые зерна.
К сожалению, последующие плантации мы осматривали без Кассы Амануэля и его объяснений. Дело в том, что он разъезжал по плантациям не только ради нас. У него были здесь свои дела. Пересев с осла на мотоцикл, наш опекун вместе с чикой ездил по домам плантаторов и заключал с ними какие-то таинственные сделки. А я оказался в полной зависимости от пана Беганека, который, сделавшись единственным источником информации, забрасывал меня настолько противоречивыми сведениями, что в голове все перемешалось.
Наши беседы на плантациях выглядели приблизительно так:
— Интересно, что вы знаете о происхождении слова «кофе»?
Естественно, что ничего, да и где я мог бы об этом прочитать, если пан Беганек в Каире скупил у меня из-под носа все книги об Эфиопии?