В самолете, направлявшемся в Бразилию в марте 1960 года, нам подали крем, уложенный в форме карандаша. Получили мы привет и от «царя Нептуна стратосферного». Им были подписаны «дипломы» по поводу торжественного события — перелета артистами советского цирка экватора. Один из таких дипломов получил медведь Гоша и его дрессировщик Иван Кудрявцев.
Рио-де-Жанейро. Мне показали номер популярного журнала «Темпо» за 1945 год. Под заголовком «Советский Кантифляс» (Кантифляс — самый популярный латиноамериканский клоун) там были такие слова: «Не выделяющийся своей внешностью человек выходит на арену цирка, держа в руке штатив с микрофоном, а в другой — портфель. Открыв портфель, он вытаскивает из него черную собачку, и тут аудитория, две трети которой носит военную форму, начинает смеяться. Это клоун Карандаш, своим артистическим трудом заслуживший один из высших орденов его страны».
С тех пор прошло пятнадцать лет, и такой знак внимания был чрезвычайно приятен.
Наши выступления в Рио-де-Жанейро проходили в крытом спортивном зале, вмещающем около пятидесяти тысяч человек. Зрители принесли сюда пыл карнавала, который совсем недавно прошел по улицам и площадям Рио. Темпераментные песни, пляски молодежи, огромные шествия уличных масок имели в тот год определенную направленность. Карнавал совпал с приездом президента США Эйзенхауэра. Народ требовал от своего богатого северного соседа хотя бы часть того золота, которое выкачали американские компании из бразильских плантаций и недр. Это требование в устах бразильцев звучало очень лаконично. «Давай деньги, давай!» — кричали президенту. Эта фраза стала крылатой. Она стала припевом всех песен карнавала, куплетов и монологов.
Я тоже сделал эти слова своим припевом и заключал многие репризы фразой: «Ай, ай, динейро, ай!» Зрители хохотали и горячо аплодировали. Хорошее отношение к советскому цирку повлекло за собой немало приглашений в гости. Мы побывали у курсантов военной школы, в бразильском цирке «Универсо», в городке Дуке-де-Кашиас. Хозяева показали свои достижения. Правда, в бразильском цирке уж слишком стремились удивить, поразить зрителей. Здесь выступали различные уроды, «феномены природы».
В Сан-Пауло я обратил внимание на шатер на одной из центральных площадей. На нем было написано одно слово — «Шессман». Я зашел туда. Оказалось, что Шессман — имя гангстера-насильника, который снискал громкую известность тем, что, подобно Синей бороде, убивал своих жен. Убийцу казнили на электрическом стуле, но имя его благодаря дельцам осталось жить. И вот в этом балагане демонстрировали Шессмана в юности, Шессмана в период «расцвета», до казни и наконец в гробу. А в соседнем помещении показывали… заспиртованного кита! И все это ради наживы.
И все же Сан-Пауло произвел впечатление прекрасного города, с красивыми людьми, имеющими открытый характер. На премьере советского цирка побывало столько народу, что автомашины создали пробки на улицах города.
На следующий день мы вынуждены были окунуться в утомительную «светскую жизнь». Артисты советского цирка получили приглашения от видных фабрикантов города, губернатора штата, ассоциации журналистов, студентов… Это было проявлением вежливости по отношению к представителям великой страны — Советского Союза. Популярности гастролей цирка немало способствовали отзывы прессы. Много хорошего писали о Никулине и Шуйдине.
В Сан-Пауло мы подвели итог своим бразильским гастролям. Здесь, почти на другой стороне земного шара, мы радовались успеху советского циркового искусства, нам аплодировали столь же горячо, как и дома. Но путь вел нас дальше. Через день после окончания гастролей в Бразилии мы прилетели в столицу Уругвая — Монтевидео.
У меня осталось в памяти несколько случаев, может, и не связанных между собой, но, по-видимому, характерных для этой страны. По вечерам в казино в нижнем этаже гостиницы, где мы остановились, собирались игроки. Как правило, они расходились по домам под утро. Все жители улочки просыпались от шума, азартных криков. Уснуть уже было невозможно. Так мы встречали почти каждое утро. Из окна гостиницы были видны порт и грузовое судно, что тонуло у берега. Его никто не спасал. Этому препятствовал сам владелец корабля. Весь город знал, что он нарочно посадил судно на мель, чтобы получить страховую премию. Но хозяину было этого мало. Он пытался одновременно продать свой медленно тонущий корабль. И, не находя покупателя, каждый день снижал цену в зависимости от того, насколько глубоко погрузилось за ночь его судно в песок…