Летела она из Милана в джинсах и футболке – и то и другое с ее собственными лейблами, – в винтажной норковой куртке, которую нашла много лет назад в одном из бутиков в Милане, и черных туфлях-балетках, модель которых создала в прошлом году. С собой у нее была большая черная дорожная сумка из кожи аллигатора от Гермеса – предшественница сумок от Биркин, но еще более поражающая воображение своими размерами, и вот она-то была поистине элегантна, потому что за многие годы подобных странствий основательно потерлась.
Сидящая в одном из восьми кресел салона первого класса, Тимми вытянула перед собой ноги, и тут пилот объявил, что они идут на посадку в аэропорту Руасси-Шарль-де-Голль, недалеко от Парижа. Она проспала почти все время их короткого полета, не проснулась, и когда предлагали еду. Напряжение, лихорадочный темп работы, банкеты и рауты оставили ее выжатой как лимон. Она побывала на предприятиях, где производят трикотажные изделия ее бренда, столовое и постельное белье, а также шьют обувь. Показы готовой одежды в Европе непременно сопровождаются нескончаемыми банкетами и встречами, никто до последнего дня не спит. Сейчас в самолете рядом с ней сидел священник, он за все время полета не перемолвился с ней ни словом – вероятно, это был один из тех немногих людей на земном шаре, кто не знал ее в лицо и не носил вещей, созданных ею. Когда Тимми садилась, они вежливо кивнули друг другу, она бегло просмотрела «Геральд трибюн» – что там пишут о коллекции, которую она показывала в Милане, и о той, что показывала за неделю до того в Лондоне, и через десять минут уже спала сном праведника.
Самолет покатился по посадочной полосе, и она с улыбкой поглядела в окно, радуясь, что скоро увидит Париж, потом повернула голову в сторону своих помощников, которые сидели по ту сторону прохода. Священник весь полет смотрел в окно, а помощники Тимми не беспокоили ее, пока она спала. Эти три недели дались им нелегко, сначала демонстрация моделей в Нью-Йорке, потом Лондон, потом Милан. Остался только Париж, и какое же они все испытывали от этого облегчение.
Все четыре показа были важны, но показ коллекции готовой одежды в Париже был всегда особенно напряженным от начала и до конца, проходил в стремительном темпе и требовал огромных затрат энергии. Милан был своего рода Меккой в мире моды, но для Тимми важнее всего было завоевать Париж. И она его всегда завоевывала. Это был город, который она любила больше всего на свете, к нему устремлялись все ее мечты. Еще не стряхнув с себя сон, Тимми протянула записи своим помощникам, Дэвиду и Джейд. Дэвид работал с ней уже шесть лет, Джейд двенадцать. Оба были преданы ей всей душой, потому что она была добра и справедлива, и оба многому у нее научились и как у человека, и как у профессионала. А Тимми была поистине вдохновляющим примером во всем, начиная с самозабвенного увлечения, с которым она трудилась, до чуткого, бережного отношения к людям. Дэвид любил повторять, что в ней горит внутренний огонь, она точно маяк, который светит в темноте, указывая путь. И самым привлекательным в ней было то, что она и не подозревала о своих редких, прекрасных качествах. Непритязательность в мире моды – свойство немыслимое, но все, кто знал Тимми, единодушно сходились на том, что она на редкость скромна и проста.
Тимми обладала врожденным, безошибочным чутьем, подсказывающим ей, как следует вести дела, для кого разрабатывать модели и что люди захотят носить в следующем сезоне. Она мгновенно улавливала, какие нюансы необходимо учесть, и без колебаний вносила изменения в стиль, когда это требовалось. Такое за годы ее работы случалось не раз. Она никогда не боялась предложить что-то новое, каким бы рискованным это новое ни казалось. Она смело шла по жизни и много лет была для Дэвида и Джейд не только отличным боссом, но и добрым другом. Надежная как скала, трудолюбивая и работоспособная до одержимости, блистательно талантливая, с превосходным чувством юмора, отзывчивая, немножко сумасшедшая, перфекционистка во всем, и главное – добрая, Тимми поставила такую высокую планку компетентности, деловитости, креативности и профессиональной этики, что соревноваться с ней было нелегко.