С первого взгляда
Пролог
— Ты моя любовь, Анька. Я тебя с первого взгляда и до последнего вздоха, слышишь? — горячий шепот Матвея обжигает щеки.
— А ты моя, — отвечаю серьезно и тихо.
Тело сотрясается от неуемной дрожи, но я стараюсь игнорировать неприятные ощущения и фокусируюсь на его глазах. Больших орехово-карих глазах, в которых плещется злая решимость.
Я знаю, что Матвей не свернет с пути, и тоже намерена идти до конца. Какие бы испытания ни подкинула нам злодейка-судьба, мы непременно с ними справимся. Главное, чтобы вместе.
— Когда побежим, не оглядывайся назад, — он напряженно всматривается в мутное стекло. — Они нас не разлучат. Они нас не поймают.
— А если поймают? — в моем голосе проступают предательские слезы.
Потому что, невзирая на обещание быть сильной и храброй, я боюсь. Очень боюсь, что наш план рухнет и ничего не получится. Ведь разлука с Матвеем для меня хуже смерти.
— Тогда будем драться, — твердо произносит он. — До последнего. До крови. Поняла?
Я усиленно киваю. Потому что согласна. Потому что верю ему.
Матвей переводит на меня взгляд и обхватывает горячими шершавыми ладонями мое лицо. Его прикосновение успокаивает и немного усмиряет мурашки, рассыпанные вдоль позвоночника.
— Мы подготовились. Мы все продумали. Осечки исключены, — он продолжает методично вселять в меня уверенность.
— Да, — тихонько шмыгаю носом. — Все будет хорошо.
Я вжимаюсь в него всем телом и комкаю в ладонях край его джинсовой куртки. Глубоко вдыхаю аромат кожи, перемешанный с терпкими нотками табака и мятной жвачки.
Любимый мальчишка. Я никогда не забуду, как ты пахнешь.
— Поцелуй меня, — прошу, привстав на носочки. — Поцелуй меня, Мот. Пожалуйста.
Его твердые требовательные губы находят мои, мягкие и податливые, и вгрызаются в них пылким яростным поцелуем. Он тяжело дышит, выталкивая потоки горячего воздуха через нос, а я едва удерживаюсь от того, чтобы не разреветься.
Потому что в этот миг мое бедное, безумно колотящееся сердце натурально разрывается на куски. От любви, от боли, от оглушающего восторга…
— Пора, — Матвей разрывает поцелуй и снова всматривается в окно. — Сторож погасил свет.
Мы хватаем заранее приготовленные рюкзаки и водружаем их на плечи. Там все самое необходимое: теплая одежда, лекарства, немного денег и еда на первое время.
Беремся за руки и, еле дыша, устремляемся вдоль по темному пустынному коридору. Прогнившие половицы противно скрипят, так и норовя сдать нас с потрохами, но воспитательницы, к счастью, уже крепко спят. Поэтому наши ночные блуждания не привлекают ненужного внимания.
Медленно и аккуратного добираемся до запасного выхода. По наблюдениям Матвея, его редко запирают. Даже на ночь. Толкаем дверь, и она легко поддается. Распахивается, обдавая нас запахом дождя и вечерней прохладой.
— Пошли, — коротко бросает Мот, опасливо озираясь по сторонам. — Все тихо.
Мы продолжаем путь. Осторожно ступаем по растрескавшемся асфальту, огибая лужи, в которых, несмотря на грязь, отражаются мерцающие кристаллы звезд.
Ладонь Матвея крепко сжимает мою, и на миг меня пронзает ощущение радостного предвкушения.
Еще чуть-чуть. Еще немного. Стоит только перелезть через ворота, и свобода у нас в кармане. А дальше — абсолютное безоговорочное счастье!
— Я первый, — полушепотом произносит Матвей, когда мы приближаемся к высокой кованой калитке. — Залезу и помогу тебе подтянуться. Но будь осторожна — пики острые. Ими можно пораниться.
— Хорошо, — отвечаю я, судорожно сглатывая.
Мот ставит ногу на металлический выступ и забирается наверх. Двигается быстро и проворно, как кот. Наверняка он уже не раз проворачивал нечто подобное.
Оказавшись на вершине ворот, он наклоняется вниз и протягивает мне руку. Дескать, давай, я держу.
Хватаюсь за ладонь Матвея и пробую зашагнуть на тот же выступ, что и он. Но для меня это явно высоковато. При росте в сто шестьдесят сантиметров далеко не вскарабкаешься.
Изловчившись, снова повторяю попытку, и на этот раз Мот с силой тянет меня за руку. Фактически затаскивает наверх, приняв на себя большую часть моего веса.
Как ни странно, срабатывает. Пара-тройка ловких движений — и я тоже вот-вот окажусь на вершине.
Ловлю его ободряющую улыбку и цепляюсь пальцами за край ворот, когда внезапно позади раздается леденящий душу крик:
— Вот поганцы! Куда намылились?!
Осознание, что нас рассекретили, ядовитой стрелой прилетает в спину.
По конечностям разливается ватная слабость, и на миг мне кажется, что я неминуемо сорвусь вниз. Но в этот самый момент сильные руки Матвея сжимают мои плечи, помогая удержать пошатнувшееся равновесие.
Плюнув на осторожность, хватаюсь за острые пики, чтобы поскорее перемахнуть через ворота, но происходит ужасное: кто-то сзади яростно дергает меня за рюкзак...
— Стоять! — в громком гневном реве я узнаю голос дяди Васи, нашего сторожа. — Не пущу, сучата!
— Отвали! — огрызается Мот, пытаясь перетянуть меня к себе.
Но все тщетно. Дядя Вася стоит на земле, и его вес гораздо больше, чем у Матвея.
Лечу вниз. Заваливаюсь на грязно ругающегося сторожа и при этом больно ударяюсь локтем об асфальт. Но это все неважно. Важно то, что Матвей по-прежнему находится наверху. А я здесь, на земле.
Безжалостные руки дяди Васи сгребают меня в охапку и утягивают назад, обратно в здание детского дома. Сопротивляюсь как могу: кручусь, кусаюсь, лягаюсь, пытаюсь ударить его в живот.
Но для пятидесятилетнего коренастого мужика протест девочки-подростка все равно что гнев насекомого. Он не обращает внимания на мои потуги, упрямо уволакивая меня все дальше и дальше от почти сбывшейся мечты.
— Пусти ее! — неожиданно в поле моего зрения попадает Матвей.
Его лицо искажено злобой. Густые каштановые волосы непримиримо торчат в разные стороны, а взгляд полыхает огнем.
С грозным рыком он бросается прямо на дядю Васю и заряжает ему кулаком в челюсть. То ли от неожиданности, то ли от боли тот ослабляет стальную хватку, и, воспользовавшись моментом, я даю деру.
Мне почти удается добраться до ворот, когда слуха касается еще один запыхавшийся голос. На этот раз нашего физрука Антона Степановича.
Оборачиваюсь и с ужасом вижу, что двое мужчин скрутили бедного Мота. Он отбивается, брыкается, матерится, но все бесполезно: двое против одного — битва не на равных.
Я застываю в парализующей нерешительности, переводя взгляд, полный слез и отчаяния, с ворот на любимого мальчишку и обратно. Как же мне быть? Ведь бежать отсюда без него бессмысленно…
— Аня! — суровый оклик директрисы выводит меня из оцепенения.
Она торопливо семенит к нам по подъездной дорожке. Полы ее длинного серого плаща угрожающе развеваются на ветру, придавая ей сходство с летучей мышью.
— Сбежать надумали, глупые?! — приблизившись, она больно стискивает мое запястье. — Это просто верх безумия!
— Не трогайте! — очнувшись, я пытаюсь вырваться. — Пустите меня!
— Как ты не поймешь, дурочка, что впереди у тебя доброе и светлое будущее! — она настойчиво тянет меня за собой. — А таких мальчишек, как Горелов… Пф… Да их еще десятки будут! Сотни!
— Мне не нужны десятки и сотни! — реву я, пытаясь вырваться из ее захвата. — Мне только он нужен!
— Ах, превратности первой любви, — вздыхает она, а затем повышает голос и кричит куда-то во тьму. — Лева, заводи машину! Поехали!
— Что?! — ужасаюсь я. — Какую еще машину? Куда поехали?!
Свет вспыхнувших автомобильных фар прорезает ночь, будто нож масло, и невыносимо слепит глаза.
— Как куда? — усмехается директриса. — Навстречу прекрасному завтра! Твои новые родители тебя уже ждут.
— Нет! — взвизгиваю я, дергаясь с новой силой. — Отстаньте! Отпустите! Я никуда не поеду!