Откидываю за спину волосы и наклоняюсь ближе. В ноздри тотчас забивается сладковато-свежий аромат Горелова, и желудок делает кульбит. Мне нравится, как он пахнет. До дрожи нравится…
Мот тоже подается ко мне. Между его губами и моей ушной раковиной, по ощущениям, не больше трех сантиметров, и это невообразимо будоражит. Размеренное дыхание обжигает кожу и вместе с тем рассыпает по телу мириады крошечных мурашек. Я натягиваюсь струной и невольно посильнее стискиваю пальцами столешницу.
— Я бы хотел еще один поцелуй, — тихий вкрадчивый шепот сводит меня с ума.
Мысли становятся вязкими и медленными. Сознание затягивает хмельным розовым туманом.
— Хорошо, — отвечаю одними губами, едва помня себя от волнения.
— Я бы хотел поцеловать тебя по-настоящему, Ань. Потому что после того раз ты у меня из головы даже погулять не выходишь…
Сердце спотыкается, а с губ срывается судорожный вздох. Ресницы дробно дрожат. В горле першит. Пульс разгоняется до критических значений и сбивается с ритма. До аритмии. До белых вспышек перед глазами.
Я не знаю, как Мот это делает, но очевидно одно: его слова и интонации огнем плавят мое железо. Я не могу ни возражать, ни спорить, ни сопротивляться. Да что уж там… Я не хочу этого делать! Меня тянет к нему, как якорь к морскому дну. И от мысли о том, что это чувство взаимно, за спиной вырастают крылья…
— Я тоже думала о тебе, — признаюсь еле слышно.
— Так, значит, свидание? — Матвей отодвигается, и его голос приобретает привычное хрипловатое звучание.
— Давай, — киваю, хватаясь за ложку как за спасательный круг.
Мне нужно чем-то занять руки. Как-то отвлечься от обезоруживающей привлекательности Горелова, которая начисто парализует ум.
— Чем бы ты хотела заняться? — он тоже делает глоток чая.
Гораздо более непринужденно, чем я.
— Мне без разницы, если честно…
— Нет, так не пойдет, — роняет строго. — Есть что-то такое, о чем ты всегда мечтала, но никогда не делала?
Напрягаю извилины. Но сосредоточиться все равно очень трудно. Особенно, когда в полуметре сидит парень с внешностью молодого бога и невозмутимо планирует наше будущее свидание…
— Ну… Я… — запинаюсь. — Я всегда мечтала научиться кататься на велосипеде, потому что в детстве у меня его не было… Хотя, знаешь, это глупая затея, — спохватившись, мотаю головой. — В детдоме ведь нет велосипеда… Да и откуда ему взяться? В общем, забудь. Мы можем просто погулять… Если ты, конечно, хочешь…
Замолкаю, злясь на себя за скомканную сумбурность речи. Ну почему в присутствии Матвея я становлюсь такой косноязычной? Будто русский вовсе не мой родной язык…
— Как скажешь, — пожав плечами, Горелов принимается за завтрак.
Тоже опускаю взгляд в тарелку и тихо-тихо выпускаю скопившийся в легких воздух. Господи, как же томительно! Нервы совершенно ни к черту…
Надеюсь, к моменту свидания я наконец приду в чувства и перестану трястись как осиновый лист. Не хочется вести себя глупо и испортить то особенное, нежное и хрупкое, что наклевывается между мной и Матвеем…
Глава 15. Матвей
Натягиваю футболку и утираю влажный от пота лоб тыльной стороной ладони. На улице который день стоит сорокоградусная жара. Дышать нечем даже в тени, а уж под открытым солнцем и вовсе ощущаешь себя как в парилке.
И самое обидное, что теперь даже в озере не искупнешься. Недели две назад администрация капитально залатала дыру в заборе, через которую мы втихаря лазали, и с тех пор дорога до водоема стала занимать не пятнадцать минут, как прежде, а целых полтора часа. Пока дойдешь — к чертям собачьим спечешься.
Просовываю ноги в кеды и выхожу в коридор. Твою мать! Как же душно! Хоть под ледяную воду лезь. Прям в одежде.
Притормаживаю у душевых и на пару секунд зависаю в раздумьях. А почему бы, собственно, и нет? Выкручиваю вентиль холодной воды до упора и, нагнувшись, подсовываю под освежающие струи голову. Волосы вмиг пропитываются влагой, и несколько минут я тупо стою под душем, остужая перегревшиеся мозги. Потом распрямляюсь, выключаю воду и, не вытираясь, шагаю на выход.
Думаю, мокрая башка убережет меня от жары. По крайней мере, на какое-то время.
Миную общий двор и выхожу за ворота. Свернув налево, дохожу до продуктового, в котором мы с пацанами периодически покупаем сиги, и огибаю его по кругу.
Стас ждет меня с торца здания, лузгая семечки и задумчиво глядя вдаль. Высокий, тощий, но при этом жилистый. Выглядит безобидно, однако чувствуется, что в драке он далеко не слабак. С локтя в рожу заедет — мало не покажется.
— Здорово, — протянув ему руку, становлюсь напротив.
— Привет, — отвечает на рукопожатие. — Ну че, готов к труду и обороне?
— Готов. Только есть условие.
— Знаем мы твои условия, — сплевывает на землю шелуху. — Передали.
— Так, значит, выгорит?
— Выгорит, не ссы, — ухмыльнувшись, прокатывается по мне оценивающим взглядом. — Ты кататься-то хоть умеешь?
Не умею, но интуиция подсказывает, что тут лучше соврать.
— А че там уметь-то? — выдаю с усмешкой. — Педали крутить много ума не надо.
— Тоже верно, — кивает. — Короче, товарняк пребывает в одиннадцать вечера. Разгружаем впятером. Работать надо быстро и без разговоров. Сделаешь все качественно, будут тебе велосипеды.
— Две штуки, — уточняю на всякий случай.
— Да-да, две штуки.
— Договорились. В одиннадцать буду. Только давай без гона, Стас. По чесноку.
— Ты за кого меня держишь? Я человек слова.
— Тогда по рукам, — снова протягиваю ладонь.
— По рукам. И не опаздывай.
Довольный тем, как прошли переговоры, возвращаюсь в детдом. Надыбать велики посреди лета — задача не из легких, поэтому я рад, что все срослось. Ночь работы — и Анино желание у меня кармане. Не знаю, почему, но мне очень хочется ей угодить. Хочется, чтобы улыбалась и благодарила меня. Ведь она всегда так трогательно это делает…
Честно? По натуре я вообще не из тех ребят, кто совершает романтические подвиги. Для меня это все дико и отдает киношным пафосом. Но после поцелуя с Красновой во мне что-то переменилось. Бац — и я уже готов разгружать выгоны ради того, чтобы просто прокатать ее на велосипеде. Раньше подобное поведение казалось мне тупостью, а сейчас воспринимается совершенно естественно.
Ведь это же Аня. Она заслуживает лучшего.
Не подумайте, что я чокнулся, но с каждым днем мои чувства к этой ранимой, нежной и до безумия красивой девочке становятся все сильнее. Вижу ее в толпе, и сердце сразу на максималках хреначит. Аж из груди выпрыгивает. Она как солнечный лучик, как огненная искорка во тьме. Такая яркая, такая необычная. Одна на миллион…
— Мот. Мо-от! — чей-то оклик прилетает меж лопаток. — Стой!
Оборачиваюсь, и нутро схватывается едкой досадой. Настя. Кожей чувствую, скандала мне не избежать.
На самом деле это далеко не первая ее попытка вывести меня на разговор. Но до этого мне удавалось технично сливаться, а сейчас очевидно: не выйдет. Настюха настроена серьезно. Вон, ноздри как раздуваются. Словно у быка на родео.
— Привет, как дела? — решаю прикинуться дурачком.
— Как это понимать?! — с ходу атакует претензией.
— Что именно? — теряюсь в догадках, потому что, давайте признаем, причин злиться на меня у Насти предостаточно.
— Ты совсем оборзел, Горелов! — выдыхает гневно. — Я молчала, когда ты пригласил эту клушу на танец! Ни слова не сказала, когда ты нарезал с ней круги вокруг детдома! Но теперь твоя наглость переходит все границы!
— Да о чем речь-то?
— Мало того, что ты опозорил меня, так теперь и моих подруг заставляешь перед этой дрянью унижаться? Дашка мне все рассказала! Это просто скотство, Горелов!
— Ты сейчас про Аню? — с моего лица сползает дурашливая полуулыбка.
— А про кого же еще?!
— Не называй ее так, — произношу строго. — Никогда.