— Почему сразу натворил-то? — натужно скалясь, приближаюсь. — Я, между прочим, к вам не с пустыми руками. С гостинцем, так сказать.
Ставлю пакет на ее стол и терпеливо жду реакции.
Директриса недоуменно косится на презент. Потом на меня. Потом снова на презент. Вскинув брови, опасливо заглядывает внутрь пакета, а затем опять фокусируется на моем лице:
— Горелов, ты меня пугаешь. Говори живо, что произошло?!
— Да расслабьтесь, Нонна Игоревна, ничего не произошло, — пытаюсь усыпить ее бдительность. — Все в порядке, честное слово! Это я просто так принес. От души.
Она поджимает губы. Поводит плечами. Видно, что не верит, но подвоха уловить не может.
Кажется, самое время вскрывать карты.
— Вы берите-берите. Все свежее, я только что купил, — пододвигаю пакет ближе к ней. — И раз уж я тут, у меня к вам просьба. Ма-а-аленькая совсем. Незначительная. Но я уверен, что вы сможете мне помочь.
— Так бы сразу, — выдыхает с облегчением. — Ну давай, Горелов, излагай. Не тяни резину.
— В общем, я по поводу Ани, — выпаливаю, собравшись с духом.
— Какой Ани?
— Красновой. Вы ей сказали, что ее удочерить хотят. Помните такое?
— Ну да, — кивает. — А ты здесь при чем?
— Я вас попросить хотел, — прокашливаюсь. — Можете ее в Москву не отправлять? Пожалуйста. Она мне здесь нужна. Мы… Мы с ней дружим.
Лицо директрисы наконец озаряется пониманием. Теперь мои мотивы ясны ей как день.
— Дружите, значит, — тянет задумчиво. — Ну, дружба — это дело хорошее.
— Я тоже так считаю, — поддакиваю приободренно. — Ну так что, оставите ее здесь?
Я почти уверен, что сейчас Нонна Игоревна снисходительно ухмыльнется, добродушно покачает головой и в конце концов скажет: «Черт с тобой, Горелов. Забирай свою Аню, и будьте счастливы».
И она действительно усмехается. Действительно ведет подбородком из стороны в сторону. А потом открывает рот и совершенно безапелляционным тоном произносит:
— Нет.
Такое чувство, будто мне пощечину залепили. У меня аж челюсть отвисла, и воздух в легких разом закончился.
— Нет?.. — переспрашиваю хрипло.
Хоть бы глюк. Хоть бы послышалось.
— Нет, — повторяет жестко и категорично. — Аня отправится в Москву и начнет жизнь с чистого листа. Поверь, Матвей, ей от этого только лучше будет.
— Но… Вы не понимаете, — упрямо возражаю я. — Ане тут хорошо, со мной! Мы с ней вместе, у нас планы на жизнь!
— Не смеши меня, — пренебрежительно отмахивается. — Какие у вас могут быть планы? Вам лет-то сколько?
— Да при чем тут, сколько нам лет?! — завожусь. — Это вообще неважно! Важно то, что мы любим друг друга! По-настоящему!
— Матвей, послушай, первая любовь только кажется последней, — Нонна Игоревна устало трет виски. — А на деле после нее будет еще много замечательных мгновений и яркий чувств. Я рада, что вам с Аней хорошо вместе и что она нашла в тебе опору. Но ей пора двигаться дальше, понимаешь? Новая семья — это ее счастливый билет в будущее без нужды и страха.
— Но она не хочет в семью! Она со мной остаться хочет! — повторяю, напрягая голосовые связки. — Вы не слышите, что ли?!
— Угомонись, Горелов. И сбавь тон, — осаждает строго. — Раз уж ты и впрямь так любишь свою Аню, то поступи по-мужски. Дай ей свободу. Не привязывай к себе. Ведь порой любовь — это умение отпускать.
Что за хрень? Нет, правда! Что за дичь она несет?!
Если любишь, отпусти? Да ну, бред. Полный. Тут с какой стороны ни подступись, по-любому фигня выходит.
Я люблю Аню и поэтому хочу быть с ней. Поэтому хочу держать ее за руку каждый гребаный день. Поэтому не хочу отпускать. Это же элементарно. Логично как дважды два. Так какого черта директриса пытается впихнуть мне какую-то ущербную псевдовозвышенную философию?
Я, мать вашу, не альтруист и не филантроп. Я эгоист и собственник! Аня нужна мне как воздух. Как волнам прибоя каменистые скалы. Как тактильная трость незрячему. Я зависим от нее. Я ею болею. Мне без нее не радоваться и не дышать.
Я без нее сдохну, как бы пафосно это ни звучало.
— Нонна Игоревна, ну прошу вас! Ну чего вы упираетесь? — не сдаюсь я. — Аня не хочет к этим Москвичам, она откажется! Вы ведь не можете ее силой заставить!
— Аня сама не знает, чего хочет! — рявкает директриса, теряя терпение. — А все из-за тебя! Ты ей мозги запудрил!
— Ничего я ей не пудрил! Не наговаривайте!
— Знаю я тебя, Горелов! Не первый год в директорском кресле сижу, все-все вижу, — она злобно щурит глаза.
— Вы о чем? — развожу руками.
— А то сам не догадываешься! — фыркает. — Позавчера с Оксаной Лукиной гулял, вчера с Настей Крыловой, а сегодня тебе Анечка приглянулась! Любовь у вас, видите ли!
— Ну так реально любовь!
— Завтра в детдом очередная красавица придет, и у тебя новая любовь начнется! А Ане из-за тебя, ловеласа малолетнего, от будущего отказываться?! Ну уж нет, увольте!
Не понимаю, при чем тут мои бывшие… С ними я так, дурачился, а с Аней все взаправду. Или до ее появления я в монахах должен был ходить?..
— Нонна Игоревна, вы не правы! Я вовсе не такой ветреный, каким вы меня представляете! Я Аню не брошу, я ради нее…
— Все, Горелов, брысь с глаз моих! — перебив, машет рукой директриса. — Устала я от тебя! Мне работать нужно!
— Ну выслушайте! Пожалуйста!
— Так выслушала же! Ты ничего нового не говоришь! — выдыхает раздраженно. — Я твою просьбу поняла, но мой ответ отрицательный. Все, иди отсюда! И подарочки свои забери. Мне они без надобности.
Она водружает очки на переносицу и демонстративно вперяется взглядом в бумаги. Разговор окончен. Время визита вышло. Я проиграл.
Шумно выдыхаю. Потрясенно провожу пятерней по волосам, пытаясь примириться с неизбежностью. Сгребаю со стола пакет с подношениями и на ватных ногах плетусь прочь.
Мне хреново. Так хреново, что хочется выть. В горле стоит едкая першащая горечь, а в груди болезненно кровоточит впервые раненное сердце…
Глава 23. Аня
Сегодня на улице пасмурно. Дождь тонкими серебряными стрелами пронзает воздух и оседает на асфальте, оставляя на нем мокрые графитовые следы. Небо хмурится. Тяжелые свинцовые тучи медленно плывут по горизонту, навевая тоску и уныние.
Мне грустно. Оттого, что Нонна Игоревна всерьез намерена отдать меня приемным родителям. Оттого, что у Мота который день нет настроения. Оттого, что мы по-прежнему не знаем, что предпринять и как избежать разлуки.
По словам директрисы, люди, заинтересованные в моем удочерении, приедут через несколько дней. Они хотят пообщаться со мной лично, но я вообще не представляю, как пройдет эта встреча.
Что мне им сказать? Как донести мысль, что я совершенно не хочу покидать интернат и Матвея? Их порыв, безусловно, благороден, но, может, мне удастся уговорить их забрать в семью какую-нибудь другую девочку? Нину, например. Она не раз упоминала, что мечтает попасть в семью, но за все десять лет жизни в детдоме ей ни разу не выпал такой шанс.
Тяжело вздохнув, слезаю с подоконника и выхожу в коридор, чтобы отыскать Мота. В последнее время он вечно где-то пропадает, а я все острее чувствую потребность в нем. Мне очень хочется обнять его, уткнуться носом в его грудь и глубоко втянуть родной аромат табака и жвачки. Это всегда успокаивает. Прямо как классическая музыка или шум леса.
Сворачиваю за угол и неожиданно натыкаюсь на удивительное зрелище: Ниночка стоит у питьевого фонтанчика и мило болтает с Настей Крыловой, бывшей девушкой Матвея. Вокруг них — многочисленные Настины подружки, которых Нина раньше в шутку величала свитой.
В своих рассказах Лисицына всегда пренебрежительно отзывалась о Крыловой и ее окружении. Называла ее задавакой. Говорила, что у Насти раздутое самомнение и что из-за крупных зубов и высокого роста она похожа на лошадь. А сейчас вот стоит и как ни в чем не бывало общается со всей этой компашкой. Улыбается, хихикает и после каждой реплики Крыловой воодушевленно кивает.