Выпив за искусство по рюмочке шампанского, Марианна предлагала отдыхать по-простонародному. Мэри и Герты снимали белые перчатки, Вадики и Додики — пиджаки, а я шел за семечками. Мы пили квас, рассказывали анекдоты и играли в «бутылочку».
К концу вечера я обнаружил Марианну в зарослях того самого кактуса с Додиком. Мне хотелось придавить их цветочной кадкой, но я уже знал, что ревнуют только скобари.
Злобно смотрел я на картину своей кисти, висевшую на видном месте.
Но бывали и у меня светленькие вечерочки — я убегал к Васе.
Мы заходили в столовую, и я с удовольствием ел щи. Вася тяжело вздыхал:
— Ну а в баню вы ходите?
— Это, Вася, не модно. Мы принимаем душ в полиэтиленовых колпаках.
Васино лицо глупело от жалости, и он заказывал мне третью тарелку щей. Я-то знал от Марианны, что жалость — чувство вульгарное.
— Культура, Вася, тоже требует жертв, — бодренько говорил я.
— Погибнешь ты, Терентий...
Я прятал глаза и быстренько прощался.
Мне надо было поцеловать руку у Мэри, погулять на ночь с собачкой Дэзи, выпить стакан капустного сока через соломинку и поговорить ни о чем по белому телефону с Додиком.
Но если вы услышите, что мужчина приятной внешности сжег на улице картину и свою бороду и получил за это пятнадцать суток, — знайте, что это я вернулся в гараж.
Письмо токаря девушкам с красивыми глазами
Вы передо мной — голубые, ясные, распахнутые, как у Золушки на балу. Или черные, живые, как расплавленный антрацит. А вот карие, задумчивые, затуманенные... Вы современно обведены и оттенены. В общем, красивые вы.
Вот вас я и боюсь. А во мне восемьдесят килограммов, рост сто семьдесят девять, занимаюсь самбо, дружинник и дело имею с металлом.
Думаете, мне очень надо, чтобы колбаса была тонко нарезана? Я и так сжую. Думаете, мне уж так необходимы модные ботинки? Для мужчины это мелочь. Думаете, мне в ресторане нужен именно лангет? Я могу и одноглазую камбалу. Думаете, во Дворце бракосочетаний мне обязательно требуется Мендельсон? Я бы женился и под «Катюшу».
А что мне нужно?
Я вхожу в гостиницу небольшого городка и неуверенно подбредаю к девушке. Цвет ее глаз неизвестен, потому что она их не поднимает.
— Здравствуйте. Скажите, есть ли номера?
Она молчит, хотя ее чудные ресницы упираются в мою грудь.
— Кха-кхе!— демонстративно давлюсь я.
— Гражданин, отойдите! Номеров нет.
Ну конечно, голубые, распахнутые, как у Золушки на балу. Только голос, как у ее мачехи.
— Скажите, пожалуйста...
— Гражданин, не мешайте работать! — рявкает она уже голосом подвыпившей ведьмы.
На меня смотрят люди, и все мои восемьдесят килограммов краснеют, как мякоть арбуза.
— Может, где-нибудь...
— Нигде! — режет она.
Не нужен мне уже номер. А что мне нужно?
Я набираю справочное и спрашиваю, когда отходит поезд.
— Бурлюм-бурлюм, — отвечает справочное. Набираю еще раз и переспрашиваю.
— Шурики-мурики! — быстро отвечают мне.
Приходится еще раз звонить—ехать-тo надо.
— Вы что — оглохли?! Чик-чирик-трам!
Я знаю: это вы, живые, черные, как расплавленный антрацит.
А мне что надо?
Официантка с карими, задумчивыми и затуманенными глазами протянула счет — пятнадцать рублей. Мне как-то не по себе, потому что мы с приятелем наели-напили на десять. Вы бы, карие глаза, попросили у меня пять рублей — я ведь не жадный. А зачем же...
Начальник цеха зовет меня на «вы» и по имени-отчеству. Главный инженер советуется со мной. Директор выходит из-за стола пожать мне руку. Меня любят на работе и в семье. Почему же вы, голубые-черные-карие, унижаете меня в своей сфере обслуживания?
Вот и думаю — почему? Может, у вас маленькая зарплата? Да нет, для ваших лет достаточная. Может, вы не образованны? Да нет, по восемь-десять классов. Может, у вас такие характеры? Да нет, с друзьями и домашними вы нормальные люди. Может, вам не везет в любви? Да нет — вы же голубые-распахнутые, черные-живые и карие-задумчивые... Может быть, так надо?
Если надо, мы вынесем все — беды, войны, болезни... Но унижения человека мы не выносим — отвыкли с семнадцатого года. И нас нигде не унижают, кроме вашей сферы обслуживания, мои вы глазастые!
Так что мне нужно?! Догадались? Улыбка. Да, человеческая улыбка! И тогда я высплюсь в гостинице на полу, передавлюсь сырым бифштексом и куплю костюм с карманами на спине — только улыбайтесь!