Вот скажу, шестьдесят лет — распрекраснейший возраст. Все тебе до лампочки, кроме пенсии. Утром встаешь — и идти некуда, только если в сберкассу, где откладываешь рублики для загробной жизни. Спокойно в шестьдесят лет: можешь есть, а можешь не есть — никто не спросит. Можешь болеть, можешь здороветь— никто не посмотрит. Можешь войти в трамвай — никто не заметит. В шестьдесят начинаешь понимать то, чего не понимал в пятьдесят девять.
Ну, а самый расхороший возраст — это семьдесят. Не зря Лев Толстой начал пахать. Посидишь на пенсии и тоже начнешь бегать трусцой. Умный возраст, уж не такой дурак, как в шестьдесят. Умеренность во всем: есть не хочется, пить не хочется, спать не хочется, но чего-то все-таки хочется. В общем, на жизнь и женщин смотришь с надеждой.
А восемьдесят лет, э, о, это очаровательный возраст...
Кого проще?
Молодые супруги Теперины прожили два года, но детей не имели по той причине, что от них много пыли.
Однажды они заскучали. В кино уже ходили, телевизор показывал симфонии, а ужинать было еще рано. В общем, заскучали. Грибов замариновали, из них банку съедобных, челышей. Впереди было два выходных. Капусты нашинковали бочонок и под камень положили, и на камне написали «Капуста кислая». Какое-то межсезонье: в футбол уже не играют, в хоккей еще не начали — вот симфонии и показывают. Варенья плодоовощного сварили три пуда, правда один пуд прокис — сахару пожалели.
По всему поэтому Лариса (жена) включила третью программу и начала смотреть передачу для домохозяек «Как варить шелкоперых рыб, двоякодышащих». А Теперин подошел к окну и посмотрел туда. Оттуда, с панели, на него глядел шерстистый пес. Он заинтересованно вилял хвостом, словно Теперин был не молодой мужчина, всего насоливший и насушивший, а его знакомый кот.
— Лара, — радостно ожил Теперин, — нам надо завести собаку.
Жена выключила шелкоперых рыб, двоякодышащих.
Супруги Теперины вошли в Клуб собаководства, весело подталкивая друг друга.
— Садитесь, — строго предложила старая женщина в очках и закрыла иллюстрированный журнал «Собачья жизнь».
— Да нам только собачку купить, — сказал Теперин, усаживаясь из вежливости.
Женщина усмехнулась, и ее громоздкие очки встали на переносице дыбом.
— Держание собаки, молодые люди, ответственное дело. Мы еще не каждому продаем. Это не коровой обзавестись.
— Да нам не корову, — разъяснила Лариса.— Нам собачку.
— Корову и ставить некуда, — поддержал супругу Теперин. — А вы разве коровами торгуете?
— Мы заинтересованы, чтобы собака попала в хорошие руки. — Женщина поправила очки, не ответив на вопрос, но задала свой: — Сколько человек в вашей семье и какие жилищные условия?
— Нас только двое, — сообщила Лариса. — Квартира двухкомнатная, отдельная, с санузлом.
— Учтите, что на кухне собаке жить нельзя,— предупредила женщина.
— Не беспокойтесь, — заверил ее Теперин. — Да и кухня занята.
— Чем занята? — подозрительно спросила женщина.
— Там теща живет, — сообщил Теперин.
Видимо, в таких случаях и говорят, что у человека глаза полезли на лоб, — только у женщины полезли на лоб очки.
— Вы же говорили, что вас двое? — удивилась женщина.
— Двое и есть, — подтвердил он, ничего не понимая. — Два человека и теща. Да вы не беспокойтесь. Где оно захочет, там и будет жить.
— Кто... оно? — еще подозрительнее спросила женщина.
— Псина, — объяснил Теперин.
— А теща животных любит? — мрачновато поинтересовалась собаковедка.
— Кто ее знает, — неопределенно ответил Теперин.
— Конечно, любит, — заступилась за мать Лариса.
— А помнишь, как она меня бидоном огрела? — не согласился муж.
— Так ты же человек, — резонно возразила жена. — А животных она уважает.
— Ну, хорошо, — перебила их спор женщина.— Какие у вас материальные условия?
Теперин приосанился и набрал в грудь воздуха ровно столько, чтобы он вытолкнул из-под расстегнутого пиджака десятирублевый яично-широченный галстук. Лариса скрипнула кримпленовым платьем.
— Хватает, — сообщил он.
— И я сто семьдесят, — призналась Лариса.
— Капусты насолили и под камень положили,— добавил Теперин.
— Телек цветной ,— дополнила жена общую картину.
— Вашу псину будем кормить одними люля-кебабами, — заверил он.