Борис Николаевич собирался увидеть дикую бушующую стихию, как на картинах или в кино.
Море же уютно играло солнечными зайчиками. У берега вода была удивительно прозрачной, будто растаял огромный бесцветный кристалл и залил гальку. Волн не было, а вода как-то шевелилась, словно море осторожно несли и боялись расплескать. Казалось, вода вот-вот скатится в глубины, но, оставив мокрую полоску берега, она вновь набегала. Изредка слышался слабый всплеск, незаметный, как вздох.
Борис Николаевич вошел в воду и увидел под ногами яркую гальку. На берегу она показалась серой однородной массой. В воде каждый камешек играл чистым оттенком и четким контуром, будто вмерз в стекло. Он вытащил белый кругляш, сделанный из сахара. Подставив солнцу и перекатывая с руки на руку, Борис Николаевич быстро его высушил. Камень остался белым, но покрылся тусклым налетом, будто запотел на солнце.
— Боря, чего же ты стоишь по колено в море? — крикнула Вера, и Борис Николаевич прыгнул в воду. Проплыв немного на спине, он поправил маску, перевернулся — и замер...
Под ним лежала светло-синяя толща. Солнечный свет свободно входил в воду и рассыпался на голубые лучи и потоки, подсвеченные расплавленным серебром. Вода была легкой и уже не казалась водой, а чем-то иным, не имеющим названия, где перемешались и вода, и солнце, и небо. Хотелось по лучу съехать в глубину, где сгущалась синева и, как ножи, поблескивали рыбы.
Борис Николаевич представил первобытный океан — естественно, что в такой красоте зародилась жизнь.
На берег он вышел пустым и полным. Увиденное настолько поразило, что в голове не осталось места ни для одной связной мысли.
— Боря, тебе понравилось? — подозрительно спросила Вера.
— Это не то слово, — ответил он.
— Ну, голубчик, если этот озон и морская соль не то слово — тогда уж извини.
Домик, где они сняли комнату, стоял на краю галечного обрыва метрах в ста от моря. Перед окном висел черный виноград. А за гроздьями — сплошное солнце, море и небо. Они ослепительно блестели, пробивая стены и наполняя комнату горячим белым светом.
Борис Николаевич стоял у открытого окна и думал, что он мог бы прожить всю жизнь и не увидеть этого великолепия.
II
Вера познакомилась с Черновыми, которые снимали комнату у этой же хозяйки.
— Человек не может быть один, — заметила она.
— Нас же двое, — не совсем уверенно возразил Борис Николаевич.
Он считался замкнутым, хотя охотно знакомился и тут же наседал на человека, присасывался к нему, пока новый знакомый не становился ясным, как стакан воды. Если в новичке не было и капли самобытности, никакие силы не могли заставить Бориса Николаевича поддерживать даже разговор. Он знал, что это плохо, но, кроме бесцветной вежливости, ничего выдавить не мог.
Чернов оказался быстрым человеком средних лет с мелкими чертами лица. Внешность его жены не определялась — глазу совершенно не за что было зацепиться.
— Ну что ж, пойдемте на пляж, — предложил Чернов, а его жена неопределенно улыбнулась.
Легли у самой воды, и женщины сразу заговорили о чем-то нужном и конкретном. Борис Николаевич для приличия взглянул на небо, упомянул о жаре и спросил Чернова:
— Где вы работаете?
— Боря, — оторвалась от разговора жена, — сколько раз я объясняла, что неприлично об этом спрашивать.
— Столько же раз я не понимал — почему, — смущенно ответил Борис Николаевич.
— Ничего, бывает, — понимающе сказал Чернов Вере. — Я строю ледоколы.
— Ну-у! — оживился Борис Николаевич и захрустел галькой.
В голове понеслись вопросы, и он не знал, какой пропустить первым.
— Скажите, атомный ледокол — не приходилось?
— Обязательно. Чуть орден не получил. А вы знаете, сколько получает капитан этого ледокола?
— Он свою-то зарплату толком не знает, — вставила Вера.
Чернов повернулся к женщинам и стал рассказывать о заработках капитанов кораблей. Когда он кончил, и женщины повздыхали о чужих суммах, Чернов вежливо повернулся к Борису Николаевичу, который сразу спросил:
— А сами корабли испытывали?
— Обязательно. Ездил на Дальний Восток.
— Гриша, расскажи, сколько ты икры привез.
Чернов рассказал о бочонках икры, мясистых крабах и колонковых шкурках. Он вспомнил о том, как моряк сдал на вешалку рюкзак денег, как два зимовщика поменялись полярной ночью женами, как он лично высуживал с какого-то управления какие-то деньги.
— А вы женьшень видели? — спросил Борис Николаевич.