Он зашел в дом, который лежал на боку, поднялся на площадку последнего этажа и развязал коробку с тортом «Юбилейный» за три шестьдесят. Ложки у него с собой не было, а руками есть торт неприлично. Тогда Сивограков склонился к коробке и, как корова траву, стал щипать крем губами. Проголодавшись на свежем воздухе, он щипал его и дощипался до самого дна. Вылизав коробку, Вася начал отвинчивать паровую батарею, чтобы попить горячей воды. Затем сложился на подоконнике вдвое, как перочинный нож, и забылся, клацая зубами...
Утром Вася Сивограков вышел на улицу и поел свежего снега. В голове сразу помутнело. «Недоспал я», — подумал Вася и спросил дворника:
— Как пройти на Среднюю улицу?
Стыдно же возвращаться домой, не найдя приятеля. Тем более что Средняя улица оказалась рядом, за углом дома, который стоял на попа. Вася свернул за этот угол, потом еще за один, а потом еще за один, а потом оказалось, что он ходит вокруг дома. «Недоел я», — подумал Сивограков и сел в сугроб.
— Скажите, как пройти на Среднюю, Вертикальную и Горизонтальную? — спросил он из сугроба пробегавшую девушку.
Она испуганно глянула на крышу дома и побежала к автобусу. Тогда Вася вылез из снега и подбрел к гражданину:
— Скажите, как пройти...
— На Среднюю улицу? — угадал гражданин. — Да ты, приятель, у меня еще вчера спрашивал!
Вася смутился и решил больше не спрашивать, потому что он уже не помнил, у кого спрашивал, а у кого не спрашивал. Пришлось читать на домах. Перед ним замелькали Поперечные и Счастливые, Прогонные и Веселые. В глазах рябило от коробок, лежавших на боку и стоявших торчком.
В полдень Вася перекусил снегом и поплелся по улице Промежуточной. Через час он плелся по улице Наличной. Через два часа брел опять по Промежуточной. Через три часа начало смеркаться. Вася решительно подошел к милиционеру и хрипло спросил:
— Как пройти в магазин?
Он вошел в булочную-кондитерскую и купил торт «Юбилейный» за три рубля шестьдесят копеек, а когда вышел, то уже было темно, как на рентгене.
Желтая в ржавых потеках луна уже висела над жилмассивом. Но волк еще не выл.
Вася сразу нашел ту лестницу, где ночевал. Ложки у него с собой не было. Он встал на колени и, как поросенок из корыта, начал поедать торт...
Дней через пять в милицию поступило заявление жильцов, в котором сообщалось, что на лестничной площадке дома сто восемьдесят по Средней улице поселился неизвестный гражданин, который питается тортами системы «Юбилейный» за три шестьдесят и пьет горячий чай из паровой батареи, где прямо его и заваривает, вследствие чего в квартирах холодно, поскольку горячая вода им выпивается, а трубы забиты чаем грузинским по девятнадцать копеек за пачку.
После письма к вышеназванному дому подъехал санитарный транспорт, и люди в белых халатах вывели гражданина с бурой щетиной на липких щеках и волосами, аккуратно смазанными кремом сливочным, ванильным.
На вопрос врача, не хочет ли он что-нибудь кому-нибудь передать, сладкий гражданин твердо ответил:
— Хочу передать привет. Архитекторам.
Ничего не случилось
Вчера на работе я долго смеялся, потому что смеялись все. Замечал ли кто, что после сильного смеха бывает особенно грустно? Вроде бы высмеиваешься, опустошаешься.
Я полистал радужный журнал, свежо пахнувший керосинчиком, и бросил его на диван. Он раскрылся на огромной цветной фотографии — у скважины стояли обнявшись чумазые буровики. Я прошелся по комнате и глянул на фотографию с другого боку. Мне казалось, что теперь они будут стоять, опустив руки. Но буровики обнимались, как солдаты на фронте. Смешно. Я никогда не обнимаюсь с мужчинами. Изредка, после рюмки. Но эти-то буровики были трезвыми. Или они опьянели от фонтана коричневой нефти, бьющей в небо за их спинами?
Я закрыл журнал и начал ходить по квартире, бесцельно рассматривая знакомые вещи. Мне была известна каждая их царапинка или выбоинка. Каждая вещь имела свою куцую историю, которую я помнил, где купил, зачем и как вез домой.
Выключатель щелкнул звонко, и торшер в дневном свете зажегся почти невидимо. Я стоял, смотрел на абажур, который алел, как тюльпан, и ждал от торшера чего-то еще. Но светильники разговаривать не умеют — знал ведь.
С непонятной поспешностью я зашагал на кухню. Тоже ведь знал, что там никого нет и быть не может. Там никого и не было — только по-живому капала вода из крана. Я вернулся на диван.