— Ну, Костик, поздравляю! Десять лет, как говорится, не пустяк! — Папа потирает руки. — Как подарок? Пришелся, а?..
Эх, дать бы сейчас из новенького ружья салют! Бабахнуть прямо из окна по озеру!
Папа подхватил меня и подбросил высоко-высоко: сердце остановилось, а макушкой я чуть не задел потолок.
Все утро я носился с ружьем как угорелый. Мне тут же хотелось обновить его, подбить на озере утку, а потом прийти на кухню и небрежно бросить ее на стол. То-то мама удивится!
Но напрасно ползал я на животе по берегу озера, прятался за кустами и кочками, подкарауливал уток. Только весь вымок и опоздал к столу.
А обед какой приготовили! Пирог с грибами, жареные окуни и малиновый кисель. И все из-за меня!
В другое время я бы ел не торопясь, но сейчас, кроме ружья, я ни о чем не мог думать. Я так спешил, что не различал, горячее ем или холодное, сладкое или горькое, — только бы скорей, скорей! Папа и мама пересмеивались — видно, понимали, что мне сейчас не до пирогов с киселями.
Еще задолго до наступления вечера я сидел на мостках, дожидаясь утиного перелета. И, хотя солнце стояло высоко над лесом, я уже в сотый раз осматривал ружье. В воде, пугаясь моей тени, шарахались в стороны стайки серебристых плотвичек. Скорей бы начался закат!
Вдруг послышался шум. Из кустов показался рыжий Филька.
— Привет, охотничек! — громко сказал он. — Много настрелял?
— Тише! — зашипел я, вскинув глаза к небу, словно там вот-вот должны были появиться утки.
Филька прищурил один глаз, свистнул и послал длинный плевок в озеро.
— Чего шипишь, как гусь. Кто же уток так рано ждет?
Филька был невыносимый человек. Откуда-то узнал, что я тайно веду научный дневник да опыты над головастиками ставлю, и не давал мне прохода: «Профессор! Профессор лягушачьих лапок!» Вот и попробуй тут, удиви всех нежданным открытием. А сколько раз он насаживал мне на жерлицы дохлых мышей!
Хоть он и был старше меня на год, а ума нисколечко не набрался. Просто удивительно, до чего он не понимал науки. А дружить мне с ним приходилось поневоле, ведь на станции, кроме нас, никого из ребят не было. А в Москве мы живем далеко друг от друга: он в Сокольниках, я на Арбате, и знать друг о друге не знаем.
— Пошел отсюда! — говорю я. — Ты мне всю охоту испортишь.
А Филька как ни в чем не бывало сел рядом на мостках и говорит:
— Карабин-то у тебя ничего, — и погладил ружье по стволу.
Я покрепче сжал приклад.
— Не трожь, обожжешься!
— Эх, — вздохнул он, — стрельнуть бы!
— И не проси! Не дам!
— Да я и не прошу, я так…
— А раз так, тогда и катись.
— Ну, бывай!
Филька зевнул и полез в лодку. Уселся на корме и давай раскачиваться из стороны в сторону. Потом прыгнул на берег и вразвалку зашагал в лес.
Уж очень он миролюбиво ушел. Не задумал ли что? Но мне было не до него — я снова с напряжением стал следить за небом.
И вдруг опять послышался Филькин голос.
— Эй, Кость! — Филька стоял на берегу и махал мне рукой — звал к себе. Глаза его были вытаращены, волосы растрепаны, будто он с кем-то подрался. — Кряква!
— Где? — не поверил я.
— Где, где! Шляпа! У купания. Беги скорей, а я тут подожду.
До «купания» было метров сто. Я помчался туда не берегом, а лесом, прячась за березами. Под ногами похрустывал валежник. Я замирал не дыша — только бы не спугнуть.
Вон и косматая ветла, нагнувшаяся к воде. Сквозь листву виднеется «купание» — открытая вода в зеленом хвоще, а в конце — кряква. Она медленно плывет, оставляя за собой светлую полоску, плывет прямо к берегу.
Торопясь, заряжаю ружье. От волнения утка, вода, хвощ расплываются словно в тумане. На животе, царапая лицо, руки, ползу через кустарник к воде. А утка — вот здорово! — все плывет и плывет на меня.
Я взвел курок. Теперь главное — спокойствие. Сильнее прижать приклад — раз, не дышать — два, тянуть «собачку» плавно — три.
Не знаю, как это случилось, — я только еще припоминал, что надо делать, а ружье вдруг взяло и выстрелило. Приклад толкнул в плечо, в уши ударил звон.
А утка? Так и есть — промахнулся!
Мне стало жарко от неудачи. На секунду показалось, что в кустах мелькнуло улыбающееся лицо Фильки, но откуда ему тут быть? Вот поднимет на смех, если узнает!
Скорее новый патрон. Ружье прыгает в руках. Патрон никак не попадает в патронник. Кряква вот-вот скроется в хвоще.
Скорее!
Снова толчок в плечо. Снова звон в ушах.
Кряква плывет.
Пустая гильза, как нарочно, застряла в патроннике — ни туда ни сюда. Я стал вытаскивать ее зубами, и тут вдруг услышал торжествующий крик Фильки: