Эпизод четвертый
Всадник на бледном коне
1
Сознание медленно возвращалось. Вокруг царила кромешная тьма, а я плавал в ней, такой вязкой и тяжелой, что даже воздух врывался в легкие с трудом и болью. Вместе со способностью мыслить появились и чувства. Причем не самые приятные. Холод, сковавший одеревеневшие мышцы, и жуткая боль во всем теле. Такое ощущение, будто меня живьем пропустили через мясорубку. Отвратительная мягкость, странно сочетающаяся с одеревенением мускулов, добралась даже до кончиков пальцев.
«Где я?» — появилась осторожная, трусливая мыслишка.
Я попытался поежиться, борясь с холодом. Но каждое движение приносило такую боль, что я застонал. И сам не услышал своего стона, так неожиданно все тело пронзила молния боли. В глазах вспыхнули искры, мир закачался, поплыл. Пришлось на время прекратить все попытки согреться, иначе я вновь провалюсь в беспамятство. И тогда мне, может быть, уже никогда из него не выйти…
Наверное, я все-таки снова забылся. Придя в себя, я не почувствовал своего тела. Будто и нет его, а разум плавает отдельно. Света по-прежнему нет, вокруг страшная липкая тьма.
Не на шутку испугавшись, я попробовал пошевелить пальцами, но так и не понял, получилось ли. Попытался двинуть рукой. Раздался отвратительный натужный скрип, будто вместо плоти гнулось старое дерево. Или это скрипел снег под рукой?..
Только тут я заметил далекие блики света по бокам, на самой грани фокуса. Медленно, с вновь подступающей болью, я повернул голову. Точно. Блики света — дневные лучи, что пробиваются сквозь снежный наст по краю щитка шлема. Значит, я лежу лицом вниз? Черт! Как же отвратительно ощущение, когда не владеешь собственным телом!
Где-то в небесах раздался обрадованный возглас:
— Хантер? Вот ты где!
Я попытался ответить, но вместо слов из горла вырвался сухой хрип.
В мое тело тут же вцепились, затормошили. Мир опять закачался, вспыхнул багровым, желудок болезненно сжался, будто в затяжном прыжке с парашютом. Пришлось закрыть глаза, чтобы отогнать дурноту. Четыре руки бесцеремонно перевернули меня, быстро ощупали на предмет переломов. Открывать глаза не хотелось, от качания земли к горлу подступила тошнота.
Голос Дэйсона печально, но решительно произнес:
— Нет, ничем ему уже не поможешь… видишь, проломлен череп. Вон мозги на снегу, правда, их почему-то мало… Не выживет хантер. Придется добивать…
В темноте возник голос Джексона, с издевательским сочувствием он прокомментировал:
— Да нет, Джей, это не мозги. Разве мозги бывают коричневыми?.. Хотя ты прав, придется его добить…
Этого я уже не стерпел. Нашел в себе силы едва слышно проскрипеть:
— А вот хрен тебе… янки проклятый…
— Ага! Все-таки живой! — трогательно умилился Джеймс. — Ну, тогда просыпайтесь, Ваше спящее величество!
Я с трудом открыл глаза, будто поднимал не веки, а вручную замковые ворота. Багровая вспышка в восстанавливающемся фокусе оказалась окровавленным щитком шлема на фоне тусклого дневного света. Вот откуда привкус крови на языке! Дальше, в молочном водопаде сыплющегося снега, чернели две фигуры, склонившиеся надо мной. Увидев, что я прихожу в себя, американцы помогли сесть.
Я поднял руки, с удивлением отметил, что мне это удалось. Хотя при этом я не ощущал движений. С трудом отстегнул бесчувственными пальцами все ремешки на шее, снял шлем. Мороз тут же обжег кожу, кровь на щеке и слезы на ресницах схватились коркой, больно рванули волоски. Я поморщился от холода, сплюнул красным.
— Мы уж думали, что дальше без тебя пойдем, — обрадовано сказал Джексон. — Решили, что нет больше бравого хантера.
— Все в норме? — с тревогой заглянул в глаза Джеймс. — Внутри боли нет? Не отбил ничего?
Я попытался вспомнить падение, но в памяти ожили лишь смутные образы. Вот Дэйсон кричит, что мы падаем. Вертушка резко заваливается на бок, нас с Джексоном бросает по всему трюму, как жуков в коробке. Резкий свист приборов, сигнал аварийной посадки. Потом жуткий грохот и мощный удар. Облитое красным светом нутро вертушки сменяется белой пеленой снега, а потом наступает темнота…
— Что случилось? — спросил я, ощупывая голову.
Джексон поднял щиток, на миг я увидел ухмыляющуюся физиономию пиндоса. Потом мороз вцепился в разогретую броней кожу, Скэндел охнул, быстро захлопнул щиток. Но голос американца прозвучал по-прежнему ехидный:
— Ты, чувак, совершил нехилый прыжок из вертолета! Жаль, камеры не было. Любой бы режиссер удавился бы, но захотел тебя к себе в каскадеры!