Дядя (задумчиво). Все-таки свой-то человек — лучше, вернее…
Племянник. А я — кто? Родство-то все равно остается…
Дядя. Это — да. Только… (Задумался.)
Племянник. Что — «только»?
Дядя. Только… дай подумать… (Телефонный звонок.) Да. Я. Откуда, откуда? Та-ак… Я вас слушаю, товарищ госконтролер. К вам? Сейчас? По какому вопросу документация вас интересует? А, так! Хорошо: захвачу с собою. Сейчас выезжаю… (Положил трубку.)
Племянник. Неужели оттуда?
Дядя. Оттуда.
Племянник. Прямо сейчас требуют?
Дядя. Прямо. Сейчас.
Племянник. Ну, что ж… вы пока идите туда, дядечка, а я потом того… зайду к вам, если обойдется…
Дядя. А если не обойдется?
Племянник. Тогда уж вы сами как-нибудь, дядечка… Я ведь у вас и не оформлялся даже… Пока! (Идет к выходу.)
Дядя. Ох и нервная у меня работа!.. (Встал, покачнулся.) Степа!
Племянник. Простите: кто здесь Степа?
Дядя. Помоги хоть добраться до двери!
Племянник. Я не Степа, я — Степан Сидорович. Но до двери я вам могу пособить дойти… (Повел дядю к двери.)
Дядя. Меня, может, за вас, за родственников, сейчас в порошок сотрут, а ты — вон как…
Племянник. Простите: я лично у вас еще не работал и навряд ли буду работать.
Дядя. Ишь ты какой!.. Ну, бей, брат, бей… добивай дядю!.. Ох, нервная у меня работа! Ох, до чего нервная!..
Племянник. Не спорю: работа волнующая. Но главное — надо уметь управляться с умом!
Дядя. Это ты мне говоришь? Ты?!
Племянник. А почему мне не говорить? Я здесь — человек посторонний, нештатный. Мне объективно все видать… Шире забирайте ногами, и выше! Выше!
Дядя. Не слушаются они — ножки-то. Отказывают…
Племянник. Да… с аппаратом у вас вообще плохо, как я погляжу…
Ушли оба.
Занавес
Косяков расширяет кругозор
— Разрешите войти, Пал Палыч? — почтительно спросил один из сотрудников базы, приоткрыв дверь в кабинет к управляющему тов. Косякову.
Тов. Косяков сидел за столом и на вопрос ответствовал не сразу, увлеченный подписыванием бумаг:
— А, это ты, Гурбенко… Ну войди, войди… Чем сегодня порадуешь?
Сотрудник деликатной иноходью приблизился к столу, положил поверх папок толстую книгу и, указывая рукой на нее, доложил:
— Сегодня, если разрешите, будем прорабатывать «Войну и мир», Пал Палыч…
— Постой, постой, «Войну и мир» ты мне уже докладывал.
— Совершенно справедливо. Только то был второй том, а это — третий…
— Сколько же вообще этих томов?
— Всего четыре, Пал Палыч. Больше не будет.
— «Не будет»!.. Утешил… И так я с твоей «Войной и миром» второй месяц вожусь. Отстал от современной литературы, если хочешь знать. Вон, говорят, какой-то Серафимович написал еще что-то про чугунный ручей…
— Не чугунный, а железный. И не ручей, Пал Палыч, а поток. Только это было лет сорок тому назад.
— Ну вот, видишь… А я до сих пор не имею времени ознакомиться. Я, правда, никогда ее не любил — эту художественную литературу. Еще когда учился, то ребята наши почитывали, я помню… А я, бывало, только как уезжать из общежития на каникулы, заглядывал в библиотеку — знаешь, за справкой, что книги за мной не числятся. Но теперь вот, оказывается, стали нажимать на это дело… Третьего дня в райкоме намекали: «Отдельные работники не растут, не читают беллеСтристики…»
— Беллетристики, Пал Палыч. У вас в середке лишнее «с» произнесено…
— Разве?.. Ну, неважно… Да. Говорят: «отдельные работники мало расширяют кругозор». Не могу же я там заявить, что именно ты задерживаешь меня в смысле кругозора.
— Помилуйте, Пал Палыч… Разве ж я осмелюсь?.. Всё, что могу, делаю в данном смысле. В прошлом квартале сказки Горького для вас законспектировал. На Гоголя такую картотеку сделал, что хоть в музей выставляйте. Опять же из «Онегина» цитаты и выписки подработал…