Никогда не забуду, как она посмотрела на меня после этих слов… Но уехала, ничего не сказала…
А я… я — что? Я считал, что с этим вопросом всё. Проявил себя как хулиган: надо бы мне дать пятнадцать суток, но свидетели растерялись…
На третий день мне соседи заявляют: «Леонид, тебя там спрашивают». Я выхожу в коридор — она стоит в дверях. Ну да: она, Света. И выражение лица у нее опять — как у феи.
Я ее спрашиваю:
— Что — надо сходить за Николаем? Я сейчас обуюсь…
А она глядит на меня так ласково, что у меня сердце делает само по себе: люп, люп, люп! — как будто оно пьет теплый чай — сердце…
Света мне говорит — вы не поверите:
— Ты дурачок, Леня…
Понимаете? — «дурачок» говорит… Я же об этом только в мечтах мечтал! А она… В общем, что со мной было дальше, это вам расскажут соседи, поскольку я ничего уже не помнил…
Это уже потом мне Света сказала, когда мы с ней вдвоем гуляли в парке:
— Вот за это я тебя полюбила, что ты такой отзывчивый и добрый. Сколько ты делал для меня против собственных интересов!
Понятно?..
Преступление и наказание
Очередь у билетной кассы медленно сучила ногами, как сороконожка в раздумье.
— Ну вот, — сказал Шутихин, горестно роняя чемодан, — до отхода поезда восемь минут, а тут такой хвостище… Ты видишь, Супцов?..
Супцов весело пнул ногой чью-то пузатую корзину, стоявшую на дороге, и вместо ответа стал елозить животом и спиной по свежеоштукатуренной стене, три раза бросил фуражку на пол и растрепал свои волосы.
— Так. А теперь веди меня к очереди. Делай вид, что я будто сбежал из сумасшедшего дома, а ты будто ходишь со мной, пока будто за мной не приедут.
И Супцов, щедро пустив слюну на подбородок, двинулся к кассе. Он подошел почти к самому окошечку.
— В очередь! — зашумела многоголовая сороконожка. — Эй, гражданин, в очередь!
Супцов, наклонясь вплотную к пятому человеку от кассы, забубнил:
— А мне покойный Навуходоносор говорит— ну, Навуходоносора-то, царя вавилонского, вы знаете? Он еще у себя там на карачках ходил… «Ты, говорит, да я, говорит, больше, говорит, Навуходоносоров и нет».
— Вы не обижайтесь, товарищ, — сказал подоспевший Шутихин. — Это больной, сумасшедший…
— Сумасшедший? — подхватил делегат от конца очереди, который оказался уже подле друзей. — Сумасшедшие тоже должны в очередь!
Супцов ласково пожал делегату руку:
— А!.. И вы… Вас давно выпустили? А где ваша смирительная рубашка?
Делегат дернул головой назад, закачался и попятился прочь. А Супцов с оживлением обратился уже ко всей очереди:
— Понимаете, я, как тореадор, привык иметь дело только с быками. Мне, например, всадить челове… то есть быку шпагу в загривок — эго раз плюнуть…
Шутихин обошел очередь с другой стороны и, взяв за руки двух гражданок, значительно зашептал:
— Я же говорю: он — сумасшедший. Понимаете? Вчера сбежал, и его уже ловят. Не противоречьте ему. Я бы, безусловно, позвонил в больницу, но не могу от него отойти…
Люди в очереди опасливо скосились на Супцова. А один товарищ в фуражке с козырьком, блестящим как новая калоша, вдруг сорвался и рысью убежал.
Супцов в это время успешно обрабатывал тех, кто стоял между ним и кассой. Он говорил:
— Обратите внимание на мой живот. Видите, так — словно бы действительно живот. Скажу даже больше: до сих пор — да, верно, живот, а вот отсюда уже не живот, а сакля, кавказская такая сакля, домик в горах…
Слушатели безмолвно отступали. А «сумасшедший» продолжал:
— …Меня за что уважают? Главным образом, за то, что я могу доплюнуть, куда хотите. Хотите — до самой границы могу доплюнуть, хотите — персонально до вас…
Кассирша, удивленная тем, что ничья рука не стремится обратить на себя ее, кассирши, внимание, высунулась из окошечка. Обычным надменно-официальным тоном она воззвала:
— Следующий, давайте!
Супцов будто бы внезапно обернулся к окну.
— У вас касса, да? Тогда дайте мне три билета в бельэтаж ряду в седьмом…
— Здесь железнодорожная касса, гражданин. И прошу не шутить!
Супцов потер лоб. Изображая бешеную работу мысли, он сказал:
— Тогда дайте мне до Брянска два жестких.
— Смотри, смотри, — зашептали в очереди, — понял сумасшедший, что именно ему здесь надо…
Супцов тщательно собрал сдачу, проверил ее, спросил с кассирши недоданные две копейки и, уже отходя от кассы, игриво ткнул пальцем кому-то в живот. При этом он хихикая спросил: