Но пока Дормедонт лечил ухо и демонстративно устранялся от руководства колхозом, молодежь успевает по-новому разбросать удобрения на полях. Попутно выясняются огромные внутренние резервы колхоза как в инвентаре, так и в рабочей силе. Работавшему по старинке Дормедонту все это было невдомек. А тут под руководством инструктора Марфы Извозовой, привезшей из области новейшую литературу с описанием передовых методов сельского хозяйствования, все становится на свои места…
И вот уже в благодарность за умелую и своевременную подкормку суперфосфатами, которые так недооценивал старик Лакрицын, озимые, все как один, проклюнулись из жирного колхозного чернозема…
Пока происходит это проклевывание, Марфа Извозова со всею мудростью своих сорока лет и большим кругозором областного масштаба строго, но чутко учит раскаявшуюся Калерию тому, как можно гораздо более безболезненно и эффектно критиковать отстающих работников, не входя в соприкосновение с их ушами. Благотворными слезами орошает окончательно понявшая свою ошибку Калерия скромное, но изящное штапельное платье облинструктора. Она клянется впредь не давать воли своим челюстям…
Наоборот, суховатый по натуре третий секретарь райкома Копытов уже вторые сутки оформляет документацию на снятие Калерии с работы на почве ухо-зубного инцидента. Ему еще неясно, что не только анкетные данные и ярлыки, наклеенные на те или иные поступки, определяют физиономию работника. Кроме зубов, он ничего больше не хочет видеть в несдержанном, но честном и по-своему миловидном лице Калерии…
Столкновению мнений Копытова и Марфы Извозовой посвящена 19-я глава повести. И только когда доведенный до ярости Копытов почувствовал в себе желание лично замахнуться на Извозову именно за то, что она несогласна с ним, в нем впервые шевельнулась мысль: а можно ли карать так беспощадно за один-единственный укус?.. И правота юной агрономши постепенно делается ему все более ясной.
Финал повести рисует нам, как примирившиеся на общей оценке фактов Извозова и Копытов видят из окна, что предколхоза Лакрицын, еще с забинтованным ухом, но уже бодрый и веселый, идет по полям чуть ли не в обнимку со своей обидчицей— Калерией… И оба они не налюбуются на озимые, а Копытов и Извозова не могут налюбоваться на них самих — на примирившихся вожаков таёжного колхоза… И Лушка, тут же неподалеку целующаяся со своим Евстигнеем; и старуха Анисья Иероглифовна, что ходит по селу с целой свитой из обожающих ее птиц — гусей, уток, кур, цыплят, казарок и даже одного павлина; и близнецы-подростки Сяпа и Сюпа, ежедневно перевыполняющие нормы прицепщика; и колхозные девушки и парни, такие чуткие ко всему новому, передовому, последнесловному; и старики, сидящие на завалинках, вспоминающие начиная с японской войны все события нашей истории; и заезжий шофер, что увяз в овраге подле деревни, — все эти наши люди умиленно плачут навзрыд, весело и шумливо разделяя радость по поводу счастливого исчерпания инцидента с лакрицынским ухом.
Нет сомнения, что читатель тоже заплачет добрыми слезами, закрывая эту хорошую, бодро зовущую кого надо и куда надо книгу. Разумеется, в повести встречаются изредка «огрехи» в смысле языка или даже сюжетных ходов, но не они решают дело. Порекомендуем автору уточнить на стр. 78 реплику Евстигнея:
— Они пошли по большаку…
Сейчас неясно, что имел в виду Ф. Пиджачный под словом «большак» — старшего брата в прежней крестьянской семье или — шоссе. Лучше бы сделать сноску, указывающую на то, что в данном случае речь идет именно о шоссе.
Вульгарным кажется нам междометие «их ты!», к которому автор заставляет часто прибегать одного из близнецов (Сюпу). Нам кажется, гораздо скромнее (и ближе к действительности) прозвучало бы междометие «эх ты!»
И, наконец, напрасно Пиджачный так подробно и назойливо описывает укушенное, кровоточащее ухо предколхоза. Это граничит с натурализмом, вообще говоря, чуждым данному произведению.
Впрочем, эти мелкие недостатки лишь подчеркивают великолепную художественную и идейную фактуру повести.
С. Моченов
Ферапонта Пиджачного мы знаем не первый год. Его произведения, в которых рисуется современная сибирская деревня, имеют известную познавательную и кое-какую художественную ценность. Но последняя вещь этого автора оставляет у читателя неприкрытое чувство разочарования. Почему?
Пиджачный поверхностно прошелся по теме, которую задумал поднять в своей повести «Таёжный взрыд». В самом деле, казалось бы, автору удалось хорошо наметить конфликт в колхозе: агрономша Калерия укусила за ухо председателя колхоза Лакрицына в порядке стихийного протеста против устаревших методов руководства, применяемых Лакрицыным.