— Хи-хи-хи! — несется откуда-то из амфитеатра. — А ведь они его одолеют! Сползут на пол!
— Брюки-то?., хе-хе… не скажи. Смотри — он обеими руками держит!
— Чудак-человек! Так ведь играть-то ему надо или нет? Как сделает жест покрупнее, так они… Ага! Видал: поехали! Обе руки сразу поднял, дурак! Ха-ха-ха!!..
На следующих спектаклях уже все актеры, оставив образы, роли, мизансцены, замыслы, откровения, транскрипции и новации, выходили в порядке живой очереди к рампе и, протягивая в зрительный зал руки, выпрашивали у публики смеха и аплодисментов.
…Спектаклей через пятьдесят режиссер, поставивший эту пьесу, приехал в город, где шел спектакль. Примерно к середине второго акта режиссер с видом, исполненным скромности, однако же не лишенным и собственного достоинства, вошел в кабинет директора театра.
— Давненько, давненько мы вас не видали! — приветливо сказал директор. — Когда изволили прибыть?
Режиссер тонко улыбнулся и ответил:
— Сегодня утром приехал. И специально — к вам. Захотелось посмотреть на свой, так сказать, опус…
В это время из зрительного зала раздался шквалоподобный раскат хохота. (В этом месте помянутый уже нами идейный мученик за искусство, тяжко выпятив живот, допивал девятый стакан воды.)
Режиссер тревожно поднял брови:
— У вас сегодня что? «Чужой ребенок» идет? — спросил он. — На афише словно бы значится моя работа…
— Ваша постановка и идет, — подтвердил директор и гостеприимно открыл дверь в свою ложу, примыкающую к кабинету.
Режиссер кинулся к барьеру, обеими руками вцепился в бархатный его верх, глянул на сцену, и нижняя челюсть у него сразу отвалилась…
На сцене, где стояло хорошо знакомое режиссеру стильное «вещественное оформление», в цирковых почти гримах и костюмах суетились актеры. Реплики, которые они произносили, отдаленно напоминали ту пьесу, что ставил наш режиссер. Но узнать эти реплики было трудно: до такой степени они были искажены и, главное, затенены непрерывными «фортелями». Один из исполнителей лез другому под мышки, и тот визжал:
— Уй, пусти, я щекотушки боюсь!
Третий актер рвал на части бухгалтерскую книгу и тут же поедал вырванные листы.
Молодая актриса поливала партнера настоящей водой из чайника. Пожилая героиня, молодецки присвистнув, съехала задом по двадцати трем ступенькам круглой лестницы — гордости всего макета. За кулисами кто-то закричал петухом. В ответ послышалось нечто похожее на крик ишака…
Добродушный директор похлопал режиссера по плечу и довольным тоном заметил:
— Ничего, разносили спектакль. Сперва было скучновато, а теперь — видите? — бойко идет. И зритель веселится… Да что с вами, друг мой?! Куда вы, ну, куда вы нагнулись?!.. Вы же упадете через барьер! Там люди сидят, а вы — им на головы!!..
То, да не то
Когда я услышал начало этой беседы, я подумал, что предо мною представители двух мироощущений — оптимист и пессимист. В самом деле, а что еще можно предположить, когда разговор идет вот так!
— А этот фильм — как его? — «Роса поутру» ты видел?
— «Роса поутру»?.. Стой… погоди… кажется… Да! Видел, как же! Отличная картина?!..
— Это «Роса-то поутру» — отличная картина?!..
— Ага! А неужели тебе не понравилось?
— А что там вообще может понравиться?
— Ну во-первых — главный герой. Красавец парень! Где только они разыскали такого актера?
— Это тот, шепелявый?
— Какой же он — шепелявый?!
— Ну гундосый. В общем с искажением речи…
— Ты с ума сошел! Он говорит, как трибун!
— Ну, брат, это уж ты загнул: трибуны так не бубнят себе под нос. И потом он еще все время мигает… тик у него, что ли?
— Погоди! Ты о ком? Я имею в виду того парня, который в огне гражданской войны бросился на поезд со своей партизанской группой…
— Ну да! Чтобы выручить свою невесту. Именно!
— Так разве ж он мигает?
— Они там все мигают. Я еще удивлялся: что, думаю, за черт? — у всех у них тик, что ли?
— Я вижу, ты просто смеешься надо мной!.. Кто мигает? Почему мигает? Нормальная картина. Интересный такой сюжет. И артисты хорошие. И постановка…
— Не знаю: что тебе могло понравиться? Темно у них всюду. Потом — весь фильм словно дождь идет.
— И не весь фильм, а только — когда герой встречает героиню в лесу…
— При чем здесь «в лесу»? Я помню, там даже в комнате дождь шел. Крыша, что ли, у них прохудилась?..
— Ну это ты, брат, просто загнул!.. Никаких дождей в комнате в этой картине нет.
— Да что я не видел, что ли?!.. И потом удивительно бессвязная вещь: то она с этим «злодеем» дружила, а потом его стали все преследовать. Хоть бы объяснили: в чем он виноват?
— Позволь! Так он же похитил эту девушку!
— Когда?
— На свадьбе.
— На какой свадьбе?!
— Тьфу! Да там была свадьба брата этой девушки или нет?!
— Первый раз слышу.
— Что — «первый раз»?
— О свадьбе. Там же так: сперва они пошли в парк погулять…
— Ну верно…
— Потом герой объяснился ей в любви…
— Правильно.
— А потом он нападает на поезд.
— Врешь! Потом именно была свадьба.
— Что же я, сумасшедший, что ли? Я тебе говорю: свадьбы не было! Может, в другой картине есть свадьба, а в «Росе поутру» никакой такой свадьбы я не заметил.
— Но ведь и я не сумасшедший! Про эту свадьбу говорят с самого начала картины.
— Вот это, может быть, правда. О чем говорят, я толком тогда не понял…
— Ага!
— При чем тут «ага»? Разве я виноват, что звук в этом фильме такой плохой, что даже главный герой гундосит и шепелявит? А остальные персонажи просто блеют или там тявкают…
— Врешь! Звук — прекрасный. Никто не тявкает, не крякает, не блеет…
— В «Росе поутру» прекрасный звук? Ну, знаешь ли… Постой, постой: а ты где смотрел этот фильм?
— Я — в кино «Метрополь». А ты?
— А я — в одном клубе в районе…
— Ну-у-у-у… Тогда все понятно: тут все дело в том, что Главкинопрокат в клубы дает такие копии, что ой-ой-ой…
— А я что говорю? Картина именно — «ой-ой-ой»… Мы так и реагировали.
— Кто это — «мы»?
— А зрители. Механик крутит эту самую «Росу», а мы в зале стонем: «ой-ой-ой!..»
Наверное, свадьбу просто не показали нам: выбросили.
— Точно! А было у вас, что невеста героя взорвала вражеский склад пороха?
— Ах, так это она порох взорвала?!.. А то мы просто руками развели: ни с того ни с сего она откуда-то выбегает, а потом как повалил дым, как повалил… и взрывы… Мы еще тогда обсуждали: если это печка дымит, почему столько взрывов? А если взорвалась, скажем, мина — почему дым в разных местах?.. А это, оказывается, склад пороха. Интересно.
— Я же тебе говорю: очень интересный фильм! А ты — «ой-ой-ой!»…
— Да, пожалуй, тут надо не «ой-ой-ой» произносить, а скорее — «ай-ай-ай!..»
— В каком смысле «ай-ай-ай!»?
— В смысле Главкинопроката. Что ж он — в коммерческий прокат в столице дает приличные копии фильма, а на периферии в так называемый культурный прокат сует черт знает что…
— Это верно. Получается — «то, да не то».
…Так что сами видите, товарищи читатели: тут не два характера, а — две копии одного фильма.
Ценный работник
На афишах и в программах про этого артиста писали так:
ГОСЦИРК
ВЕСЬ ВЕЧЕР В ПАУЗАХ
ПАВЕЛ СМЫЧКОВ
Репризы и интермедии
И надо сказать, Павел Смычков действительно пользовался большим успехом. Ему аплодировали, его шутки и трюки пересказывались в городе на другой день после спектакля. Более того — самого Павла узнавали, если он показывался на улицах. Скажут: слава артиста краткосрочна — не успеет он покинуть населенный пункт, как уже и забыли его те самые люди, что хлопали и смеялись, плакали на его выступлениях и бросали цветы…