Удивительно не это; удивительно, что подобные мысли о бесполезности своего существования возникают у людей, наиболее полезно живших.
К.И. Чуковский писал: «Тот ничего не поймет в его творчестве, кто не заметит этого полного слияния и, так сказать, самоотождествления поэта с подневольным и страдающим людом». И это действительно так, но с одной оговоркой: картины нищеты, бесправия, страданий капитализируемой страны являлись отправными для самораскрытия, саморазоблачения собственной страдающей души. Клубок противоречий, который изнутри хочет распутаться. Творчество Некрасова, поэта «мести и печали», - следствие постоянного стремления сбросить с души груз противоречий, и личных, и социальных. У Афанасия Фета, к примеру, напряжения в социальной сфере возникало куда меньше, он умел находить и радоваться более прочным вещам – Природе, Красоте, Любви. Поэтическое бытие Некрасова нередко перегружено и заторможено социальным бытом, благодаря чему и принято считать его ключевой фигурой «натуральной школы». Сферы интересов Решетникова, Г. Успенского, Помяловского, Слепцова были и его интересами; это его команда, его ученики и сотрудники по журналу. Уличная сцена избиения крестьянки («Вчерашний день. Часу в шестом…) или лошади («О погоде») была достаточным поводом для написания стихотворений, репортажа с места событий…
Поэт противоречив глубоко, непримиримо; ему знакомы все чувства, и все они интенсивны. Не будь этой ранимости, откликаемости, не было бы и самого поэта. Порой ему кажется, что его поэзия неплодотворна. Сидя за письменным столом в один из последних февральских дней 1852 года, Некрасов, пораженный смертью Гоголя, удрученный ею и уже сознавая свою, такую же, как у Гоголя, миссию, не мог не думать о собственной писательской судьбе. Так рождаются почти завистливые строки:
Блажен незлобивый поэт,
В ком мало желчи, много чувства:
Ему так искренен привет
Друзей спокойного искусства;
Ему сочувствие в толпе,
Как ропот волн, ласкает ухо;
Он чужд сомнения в себе –
Сей пытки творческого духа:
Любя беспечность и покой,
Гнушаясь дерзкою сатирой,
Он прочно властвует толпой
С своей миролюбивой лирой.
Дивясь великому уму,
Его не гонят, не злословят,
И современники ему
При жизни памятник готовят…
Нарисована идиллическая картина взаимоотношений Поэта и толпы. На эту идиллию не тянули ни Щербина, ни Тютчев, ни Вяземский, ни даже Пушкин и Гоголь, обеспечившие себе этот самый «памятник». Поэт и хотел бы пойти по этому «гармоническому» пути, но перед ним опыт Гоголя, которого общество единодушно приветствовало после малороссийских и петербургских повестей и почти столь же единодушно отвергло после «Выбранных мест…»
И вот налицо антитеза, образ д р у г о г о Поэта, пророка, мученика, страстотерпца, на которого внутренне ориентируется и сам Некрасов:
Но нет пощады у судьбы
Тому, чей благородный гений
Стал обличителем толпы,
Ее страстей и заблуждений.
«Тернистый путь», «хула», «озлобленье», «суровые враги» - вот что ждет обличителя социальных язв. Проектируя эту вторую Судьбу, Некрасов уже понимает, что ему уготована именно такая. Поразительнее всего, что тогда, в 1852 году, он не ошибся в своих прогнозах:
Со всех сторон его клянут
И, только труп его увидя,
Как много сделал он, поймут,
И как любил он – ненавидя!
В самом деле, из воспоминаний современников, из документов тех лет мы знаем, каким огромным влиянием пользовался Некрасов среди всех социальных слоев, в особенности среди молодежи, каких высоких оценок удостоился, увы! – на своих похоронах, которые сами по себе превратились в масштабное общественное событие. Он действительно м н о г о с д е л а л – как просветитель, поэт, редактор, общественный деятель, журналист. Тем, кто интересуется, кому на Руси жить хорошо во время демократических преобразований, небесполезно перечитать его эпические поэмы. Но истинный Некрасов с широкой гаммой человеческих чувств и переживаний предстает перед нами все же в мелких лирических стихотворениях. Перечитайте их – и вам многое станет понятно в непостижимо загадочной русской душе.
Алексей ИВИН
(газета «Литература», приложение к газете «Первое сентября», №8 за 1996 год. Сокращенный вариант курсовой работы по творчеству Н.А. Некрасова, написанной в Литинституте).
--------------------------------------------
©, Алексей ИВИН, автор, 1978, 1995 гг.
ПОСРАМЛЕНИЕ ФИЛИСТЕРА
Не много найдется в истории мировой культуры имен столь замечательных, как Эрнст-Теодор-Амадей Гофман. Я говорю о культуре, потому что этот необыкновенный человек успешно подвизался одновременно в трех ее областях – юриспруденции, музыке и литературе, да еще и недурно рисовал. Мы можем со всей уверенностью сказать, что им двигала любовь к Справедливости, Гармонии и Слову.
[…]
Белинский, утверждавший, что сказочки Гофмана вредны для юношества, был не так уж не прав. В те времена они читались юношеством почти с той же жадностью, с какой нынче поглощаются «негодяйские штучки» Роберта Шекли или Стивена Кинга. И вредны они тем, что почти всегда нравилось молодежи и вызывало протесты стариков, - беспощадностью, правдивостью, лихо закрученным (по тем временам) сюжетом. В самом деле, в отличие от андерсеновских сказки Гофмана лишены сантиментов, иллюзий и даже той немецкой основательности и добропорядочности, которая характерна для творчества братьев Гримм, братьев Тик, Шамиссо, Рихарда фон Фолькманна. В них почти нет морали и призывов к доброте. Это страшненькие сказки.
Но иначе и быть не могло. Вспомним, что, прежде чем начать писать, Гофман десять лет разбирал польские, прусские и еврейские дрязги в Плоцке, Варшаве, Берлине и других городах Германии. В письмах из Плоцка он жалуется на невыносимую рутину и склочность местной жизни. Знание материала не всегда означает его приятие. Гофман, советник юстиции, отторгал такую действительность, подвергал ее суду во имя справедливости, которую любил и которой служил.
[…]
Чтобы понять, почему в новелле «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер», в других произведениях Гофмана, следующих после «Фантазий в духе Калло», бушует стихия иронии, насмешки, издевательства, открытого глумления над немецким филистером, нужно помнить и о политической ситуации в Германии в ту пору – в начале Х1Х века, о постоянной девальвации и ущемлении патриотических чувств. В некоторых аспектах это напоминает современную ситуацию в России. Германия была раздроблена на ряд государств и микроскопических княжеств, враждующих друг с другом и со всем миром, языковые различия, особенно в горных областях, были велики. Наполеону, предпринявшему восточные походы, ничего не стоило пройти ее от Рура до Кенигсберга, где прохаживался для моциону великий немецкий мыслитель, соблазнивший впоследствии половину русской социал-демократии. Мелкие княжества были не в состоянии сопротивляться напору наполеоновских войск, народ почти повсеместно приветствовал их. Досталось и Гофману: когда Наполеон занял Варшаву и распустил прусскую администрацию, он потерял там работу, и начались его скитания: демократизация посредством кнута и кровопролития не считается с судьбами частных лиц.