Он, бывало, и раньше несколько расстраивался, когда, например, та или другая женщина отказывала ему в симпатиях, но я никогда не видел Филиппа настолько, можно сказать, обезумевшим от горя, как нынче вечером, когда они вместе с Джо вернулись домой. Оказывается, Филипп перед этим катался по Эль-Камино на своем громадном «бьюике». Верх откинут, мотор ревет, круче дальше некуда. И тут из-под капота повалил дым. Только он остановил машину, как вспыхнуло пламя. Местный полицейский вызвал по рации пожарную команду из Пало-Альто, которая залила все пеной. «Бьюик» затем отбуксировали на парковку при бизнес-школе.
— Извини, дружище, — сказал Джо за ужином, — но это уже не машина, а барахло. Можешь сдавать на свалку.
Филипп запротестовал. "Я не для того пришел в бизнес-школу, чтобы влюбиться в самую шикарную машину из всех и теперь ее бросить. И потом, наклейку для парковки все равно еще можно разглядеть".
Не прошло и недели, как Филипп приобрел себе подержанный «фольксваген», тоже кабриолет. Но это был маленький, угловатый, европейский автомобиль, а не «пышнотелая» американская красотка, так что его нежная привязанность к обгорелому «бьюику» оставалась непоколебимой. "Таких машин, как мой «бууик», уже никогда не будет, — можно было от него услышать. — Я перед выпуском мой «бууик» в ремонт отдам. А когда надо будет уезжать, отправлю его в Европу". Но не пришлось Филиппу претворить эти свои планы в жизнь. Когда годом позже в наш кэмпус с визитом приехал Горбачев, охранники из «Сикрет-сервис» отбуксировали его машину прочь, на пару с той рухлядью, что Хью Оглсби купил себе по цене ниже стоимости парковочной наклейки.
ДВАДЦАТЬ ДВА Мы все тут для помощи беднякам
Мне так и не удалось до конца разобраться в характере или, если угодно, повадках Стенфордской бизнес-школы. Сплошные противоречия. С одной стороны, школа обладала духом раскрепощенного соперничества, то, что Луиза Пеллегрино именовала переизбытком тестостерона. Студенты пытались перещеголять друг друга в классе, стремились одержать верх над напарниками в учебных подгруппах и даже изо всех сил конкурировали между собой в спортивных играх типа водного поло или тенниса, которые, казалось бы, служат здесь для отдыха. Именно эту сторону МБА-жизни постоянно высмеивал профессор Хили. ("Девиз МБА? Я тебя перееду").
И все же встречалась масса ситуаций, где мои стенфордские однокурсники демонстрировали ту же самую готовность помочь ближнему своему и ту самую благостность, что можно ожидать, скажем, от монашек. В весенний семестр, когда у студентов образовалось больше времени на руках, такое стремление творить добро проявилось особенно ярко.
Джо, к примеру, присоединился к паре других членов Финансового Клуба и они сообща организовали некое благотворительное общество, именуемое — я не шучу! — "Самолеты для бездомных". Джо пришел к выводу, что все турагентства на сан-францисском полуострове испытывают страстное желание заполучить эмбиэшников в число своих клиентов. В конец концов, второкурсники зачастую покрывали тысячи миль, летая с собеседования на собеседование между Нью-Йорком, Лос-Анджелесом и Чикаго, прежде чем окончательно остановиться на том или ином рабочем месте.
Словом, Джо со своей когортой выбрал одно такое турагентство, они переговорили с президентом и предложили сделку. Если агентство будет отчислять им на благотворительность по пять процентов с каждого купленного стенфордскими эмбиэшниками билета, "Бездомные самолеты", в свою очередь, расклеят в бизнес-школе плакаты с призывом оформлять поездки исключительно через это турагентство. По уверениям Джо, "он мне чуть ноги не облобызал".
Такие проявления чуткости к обездоленным, разумеется, заслуживают всяческой похвалы. Впрочем, дух добродетельности среди моих однокурсников выражался также и в весьма специфической трактовке социального этикета и идеи благопристойности, которую не так-то легко переварить. Говорить о стремлении делать добро — хорошо. А вот говорить о стремлении делать деньги — гнусно. Я-то знаю, потому что на себе это испытал. Помнится, как-то в разговоре, за обедом в весенний семестр, я заявил — вполне невинно, как мне казалось, — что после шести лет жизни на посредственном госокладе появилась надежда, что лето в Диллон Риде научит меня, наконец, как делать настоящие деньги. За столом наступила недоуменно-возмущенная тишина, словно я на японской чайной церемонии одарил всех отрыжкой.