К середине семестра картина занятий у Морриса устаканилась окончательно. Первые двадцать минут он извинялся за прошлую лекцию, затем где-то с полчаса уходило на бессмысленное выступление очередной подгруппы с задачей практикума, а остаток он тратил на свое никому не слышное, да и никому не нужное обобщение. На любой из этих лекций можно было видеть, как в самом начале добрая треть потока собиралась кучкой у входа в аудиторию, напряженно прислушиваясь. Когда Моррис извлекал свою бумажку из аквариума и становилось ясно, кому не повезло, эти страдальцы, стеная, заходили в класс, а все остальные устремлялись на выход, бормоча по ходу дела слова ободрения.
Джо не находил себе места. А потом его осенила одна идея. Случилось это в тот момент, когда он разглядывал учебную программу по стратегическому менеджменту, который читал другой преподаватель. План этого курса был написал на понятном, человеческом английском, причем на одной из страниц было даже приведено изречение известного эксперта по менеджменту, Питера Друкера. "Мори голодом проблемы, откармливай шансы".
— Я когда это прочел, — сказал Джо, — то спросил себя: "Зачем терять время на беседы с деканатом, если они ничего не собираются делать? Зачем терять время на лекции, где все равно ничему не научишься?" Джо сходил с этой учебной программой в магазин в Пало-Альто, где имелся ксерокс, и там он снял с нее пару аккуратных, полновесных копий: одну себе, другую мне. Потом он договорился с друзьями с соседнего потока, чтобы они давали нам свои конспекты. С этого момента, если мы когда и ходили на лекции Морриса, то только лишь за тем, чтобы усесться на заднем ряду и наверстать упущенное, читая чужие записи.
"Мори голодом проблемы, откармливай шансы". Мы с Джо переписали это изречение и прикололи по такому листку над своими рабочими столами. Моррис научил-таки нас одной из стратегий…
ВОСЕМНАДЦАТЬ Что называется, попал…
Ни разу не приходилось мне видеть Рида Доусона, нашего преподавателя по маркетингу, пока я не очутился на его лекции. Но слышать я о нем слышал, причем с первого дня. Все о нем были наслышаны.
"Доусон — один из лучших в этой школе, их всего-то двое или трое", — сказал мне один второкурсник. "Доусон-то? Да фигляр он", — считал другой.
В буклете бизнес-школы Доусон именовался просто лектором, означая, что он отнюдь не штатный преподаватель. Большинство таких лекторов были бизнесменами на пенсии, о чем я уже упоминал. Марвин Либерман, который факультативно читал для второкурсников «Предпринимательство», сделал себе кучу денег в кабельном телевидении. Гордон Дамер, преподававший курс операций с недвижимостью, заработал миллионы, застраивая Ирвин, город к югу от Лос-Анджелеса. Но вот у Доусона бизнес-карьеры за плечами не имелось. Он был академическим ученым, в возрасте тридцати с чем-то лет. Преподавание-то и составляло всю его карьеру.
— Пару лет назад он уже обращался насчет штатной ставки, но ему отказали, — как-то за чашкой нашего вечернего кофе сообщил мне Джо. Причина, по словам его друзей-второкурсников, состояла в том, что Доусон слишком мало занимался наукой. Даже сейчас в буклете против его имени упоминалось только две статьи. — Говорят, впрочем, это у него стиль такой. Доусон слишком яркая личность, чтобы вписаться в среду остальных преподавателей, мнящих себя настоящими учеными.
Поначалу, как гласила молва, все считали, что он пробудет в школе, пока не найдет себе другую работу, где-нибудь в менее престижном вузе: обычное дело для профессора, которому отказали в постоянном месте. Но затем Доусон заключил с бизнес-школой что-то вроде соглашения. Он останется читать лекции, а школа за это получит себе преподавателя, который действительно может преподавать. "Еще говорят, — продолжал Джо, — на занятиях ему нет равных". Это обстоятельство только подливало масла в огонь, а точнее, в легенду, гласившую, что Доусон вырос в Техасе и выглядел как молодой Клинт Иствуд. Он был стенфордским «красавчиком», ковбоем, неизвестно откуда прискакавшем в город и покорившем его.
Этакий мистический ореол вокруг Доусона у меня не вызывал ничего, кроме скептицизма и я склонялся к мнению, что он, вероятно, всего лишь умело может себя подать и не более того. Своего рода обаятельный коммивояжер, которому все сходило с рук, потому что его стенфордская аудитория изголодалась по яркому и живому стилю чтения лекций.
Мое отношение к Доусону отражало, в свою очередь, мое же отношение к его предмету. Маркетинг? С этим словом на ум приходили образы карнавальных торговцев пончиками или лотошников, уговаривающих купить у них какую-нибудь зубную щетку. Маркетинг — дело темное. Это значит: будь хитрым, заговаривай зубы, всучивай народу то, чего им на самом деле не нужно… Мне казалось, Доусон посвятит весь свой курс именно этой изнанке капитализма, обучая нас, по сути дела, как манипулировать людьми.