Ту же самую картину можно во многом наблюдать и среди китайской диаспоры. Во Вьетнаме, Сингапуре, Малайзии и Соединенных Штатах китайцы в значительной степени подвергаются политической и профессиональной дискриминации. Поэтому они свою энергию направляют в бизнес и торговлю. "Сегодня китайцы — мощная экономическая сила от Сайгона до Сан-Франциско".
В американской культуре Вебер занимает почти такое же место, как и Фрейд (на "круглых столах" по телевидению так же часто можно услышать слова "протестантская этика", как и "низкое самоуважение " или "невроз"). Но Фонт не оставил на Вебере живого места. Он продемонстрировал нам настоящий интеллектуальный штурм.
На другой лекции Фонт обратился к экономисту Джозефу Шумпетеру, чья книга "Теория экономического развития" в 1911-м году поставила его в ряды крупнейших теоретиков капитализма. Фонт сам основывал свои экономические взгляды на концепциях Шумпетера и хотел объяснить нам, почему.
— Как вы узнали на своих занятиях в этой бизнес-школе, — говорил он, — большинство экономических моделей статичны.
Типичная модель рассматривает деятельность человека как механический и повторяющийся процесс, всегда приводящий к равновесию между затратами и результатом. Проблема в том, что "это почти ни в чем не напоминает действительность".
Напротив, по мнению Шумпетера, важные явления в любой экономике носят внезапный и разрывный характер. Это нововведения, которые переворачивают установившуюся картину, а не подтверждают ее.
— Здесь, в Силиконовой Долине, — говорил Фонт, — нельзя проехать к бакалейной лавке, чтобы не увидеть по дороге две-три хайтековские фирмы, которых неделей раньше просто не было. Это что, статическое равновесие? Никоим образом. Это процесс динамического изменения в духе Шумпетера.
За внезапными, резкими новшествами стоят внедрившие их предприниматели. Согласно обычным моделям, предприниматели хотят лишь максимизировать свою прибыль.
— Но, по мнению Шумпетера, столь примитивная мотивация едва ли может дать всему объяснение. Вот послушайте хотя бы этот отрывок.
Фонт взял в руки потрепанную книгу, поправил очки и начал читать вслух.
"Существует желание завоевать, импульс к борьбе, стремление доказать свое превосходство над другими и преуспеть не ради получаемых при этом плодов, а ради самого успеха. И наконец, существует радость творчества, свершения, созидания, да и просто-напросто реализации себя, своей энергии и изобретательности".
Фонт отложил книгу и взглянул на нас. "Капитализм, — сказал он, закругляя лекцию, — для меня не означает подсчитывания монет. Капитализм — это романтика и увлекательное приключение".
Фонт был профессором, чье понимание бизнеса стояло выше технических дисциплин и признавало существование человеческой души. Он был преподавателем-проповедником. Как же МБА-студенты на него отреагировали? Аудитория часто пустовала на треть, а то и на половину.
— Да уж, удивляться не приходится, — как-то раз сказал мне Фонт. Из года в год получается так, что большинство записавшихся на его лекции студентов — это второкурсники, которые заинтересованы в том, чтобы прогулять эти факультативные занятия и вместо них расслабиться на солнышке в свой последний стенфордский семестр. Как ни крути, а эмбиэшникам куда как более интересны конкретные технические приемы типа калькуляции издержек, нежели усвоение фундаментальных принципов или идей.
— Бухгалтерский учет, — сказал он, — это неотъемлемая часть бизнес-практики. А работы Макса Вебера или Джозефа Шумпетера… Они из другой оперы…
Совсем другой. Из совершенно иного мира.
ДВАДЦАТЬ Пол и раса
— Мне одиноко, — пожаловалась Дженнифер Тейлор. Сегодня был ее день рождения. Я пригласил ее сходить в традиционное место сборищ студентов, закусочную с гамбургерами и пивом, именуемую «Оазис», или «О» на туземном диалекте нашей бизнес-школы. Мы сидели в кабинке за кувшином пива и с пиццей, а музыкальный автомат в углу наигрывал что-то из шестидесятых. За стойкой группа эмбиэшников смотрела бейсбол по телевизору. Дженнифер исполнилось двадцать семь. Впервые за все время я видел ее в таком унынии.