— Да, вот еще что. Здесь не любят ирландцев. Так что я бы на твоем месте говорил, что ты сын шотландского солдата, убитого в Ирландии в битве за королеву, и что ты вырос там, а теперь возвращаешься на родину.
Дальше Энгас Фэр заговорил про Ирландию и долго рассказывал мне истории, которые я слышал раньше от своего отца.
— Знаешь, парень, беда ирландцев в том, что они превосходно сражаются за других, а между ними самими нет единства, нет общего дела. Ты найдешь ирландцев во всех европейских армиях, нередко на командных должностях, и они всегда хорошо сражаются. А в то же время их собственная несчастная страна оккупирована англичанами.
Знаешь, парень, я не проповедник ненависти, я патриот, люблю свою страну и желаю ей свободы. Но я не закрываю глаза на ее недостатки. Если англичане уйдут, мы будем дружелюбно к ним относиться, у нас с ними немало общего; но прежде мы, ирландцы, должны получить свободу. Как мы ею воспользуемся... это, конечно, другой вопрос!
Мы шли бок о бок, и он все время говорил, а я молча слушал и наматывал себе на ус. Он много путешествовал по свету, был знаком со множеством людей, с которыми его сталкивала судьба в самых разных обстоятельствах.
Над нами нависли низкие дождевые тучи. Трава под ногами была густая, темно-зеленая, вдали темнели горы. Мы неторопливо шагали вперед, опираясь на палки. Дважды мы проходили мимо ферм с домами из серого камня и крытыми соломой крышами. У одной из ферм за нами увязалась большая собака и долго шла, но так и не залаяла.
Но вот мы добрались до таких мест, где уже не было ни людей, ни собак, ни домов, а только бескрайние пустые луга и дальше — леса. Это был пустынный край. Мы уже больше не разговаривали, а настороженно ждали, сами не зная чего. Любой человек здесь был виден издалека, спрятаться было негде.
— Нет, на самом-то деле здесь можно укрыться, — возразил мне Энгас, — нужно все время быть начеку и помнить об этом. Посмотри внимательно — вон ямы, валуны, заросли вереска. Лежи неподвижно, и тебя не заметят. Но любое движение привлекает внимание.
Я огляделся по сторонам — действительно, время от времени попадались места, где было легко спрятаться и остаться незамеченным, если лежать неподвижно.
Окружающая местность становилась все более дикой. Полил сильный дождь. Наконец мы радостно вздохнули, завидев впереди дома. Из труб некоторых шел дым.
— Здесь должна быть гостиница, — сказал Энгас Фэр. — Если бы не такая мерзкая погода, я предпочел бы пройти мимо, но сейчас мы все же в ней остановимся. Не мешает поесть чего-нибудь горячего.
Он отодвинул щеколду, открыл дверь, и мы вошли внутрь. Едва стряхнув с одежды капли дождя и оглянувшись, мы поняли, что сделали ошибку.
В зале находилось пять человек, и трое из них были вооружены — очевидно, это были солдаты.
Отступать было поздно. Если бы мы повернули назад и вышли в такую погоду, это немедленно вызвало бы подозрение.
— Ну и льет, — сказал Энгас. — В такую погоду самый раз пропустить кружку эля и погреться у очага.
Никто из присутствующих не улыбнулся — они в упор смотрели на нас, и в их глазах не было дружелюбия.
Глава 13
Возле очага не было места, мы прошли к грубо сколоченному столу и сели на лавки, стоявшие по обе его стороны. Энгас передвинул лавку, чтобы оказаться спиной к стене и лицом к двери. Я сел по другую сторону — отсюда мне был виден очаг и сидевшие перед ним люди.
Огонь горел ярко, но тем не менее по спинам у нас пробегали мурашки — и не только от холода.
Край, куда мы забрели, был пустынен и безлюден, мало кто из путников осмеливался заглядывать сюда. Здесь водились разбойники, они прятались в лесу или подстерегали неосторожных путников в оврагах, но те, что сидели здесь, не принадлежали к их числу.
Хозяин принес нам кусок свежей оленины, каравай хлеба и две кружки эля.
Гостиница, если ее можно так назвать, была очень старой. Выложенный каменными плитами пол подошвами множества посетителей был вытерт до блеска. Одна стена строения была совсем древней, остальное пристроили значительно позже.
Энгас постучал ногой по полу.
— Старый! — заключил он.
— Да, — сказал хозяин. — Говорят, еще со времен римлян. Мало кто из них заходил так далеко. Скотты, видно, давали им жару.
Мы ели, насторожив слух, пытаясь услышать, о чем говорят у очага. Время от времени местные посматривали на нас — без приязни, но и без любопытства, — скорее с некоторой подозрительностью. Мы не могли расслышать, о чем они вели речь, но на всякий случай, выбрав подходящую минуту, я положил свою палку на колени, чтобы она была под рукой.
Тот, в котором мы сразу признали солдата, долго смотрел на нас в упор, а затем вдруг сказал:
— По этой дороге мало кто ходит.
Энгас вытер губы тыльной стороной ладони.
— Да, — согласился он, — я бы и сам не забрел сюда, да вот парень домой возвращается, и я провожаю его. Пообещал, не подумав как следует, — добавил он с улыбкой. — Его отец не раз оказывал мне услуги, да вот теперь его уже нет.
— Умер?
— Убили на ирландской войне. Он был шотландец, обосновался там и там же родился и вырос его сын. Парень жил там, пока все из его семьи не погибли. Мы бежали вместе. Теперь он в безопасности у себя на родине, и я смогу снова отправиться в море.