На этот раз так, к счастью, и случилось. Родители, обыскав лес, потеряв надежду найти там своего Робика, отправились пешком в Ленинград. Примерно через неделю, измученные, истощенные, угнетенные тягчайшей потерей, родители добрались до Ленинграда. К сожалению, мама Робика не выдержала психической нагрузки и попала в психиатрическую больницу, а отец метался по городу со слабой надеждой найти сына. Поиски привели его на Московский вокзал, а потом и к нам. Встречу отца с сыном описать не могу, так как меня без конца вызывали то в райздрав, то в горздрав на совещания. Ведь не было подобного опыта в истории Ленинграда, и шли бесконечные поиски, как лучше обеспечить медицинской помощью население и, в частности, на эвакопунктах.
Второй случай совсем другого рода. Какие-то военные привезли к нам на эвакопункт старуху, которую они извлекли из-под обломков разрушенного дома в городе Пушкине. Старухе было за семьдесят лет, она была совершенно слепая. Грязная, истощенная, больная, она, конечно, попала к нам в медчасть. Одежда на ней была вся в лохмотьях, но со следами старинных дорогих тканей, на голове полуистлевший черный шелковый чепец. Звали ее Екатерина Александровна. При ней был чемодан, который мы поставили под ее кровать, а в руках у нее кожаный баул (с такими до революции ходили к больным состоятельные врачи). Этот баул она все время держала в руках. Через день-два я ей предложила: «Давайте мы вам помоем голову и вообще помоем». Она вцепилась одной рукой в баул, другой в чепец, наотрез отказалась. И я отступилась.
Вскоре она заболела воспалением легких. Я пришла ее посмотреть. Она попросила меня наклониться к ней поближе и зашептала мне на ухо: «Дорогая, возьмите это себе». Протянула мне баул, приоткрыла его. Я испугалась до смерти: там все переливалось золотым и еще каким-то блеском. Я захлопнула баул, сказала: «Держите это при себе. Я даже на сохранение не могу его взять, я часто ухожу на всякие совещания, и вдруг в это время подадут состав для эвакуации... Вас увезут с пустыми руками...»
Главным действующим лицом в этой истории суждено было стать моей помощнице, сестре Антонине Семеновне... В первый день вся медчасть была сосредоточена в одном моем лице. Мне надо было комплектовать медперсонал, а ни в каких сметах, планах он не значился. Пользуясь правом главврача поликлиники, я взяла оттуда старшую сестру, зная ее как человека очень делового, честного, трудолюбивого. Роль санитаров (отличных!) исполняли эстонские милиционеры, волею судьбы очутившиеся на эвакопункте, наравне с другими беженцами. Это были прекрасные, как на подбор, парни. Некоторые совсем не говорили по-русски, но все понимали с полжеста.
Несколько дней спустя после описанной демонстрации ценностей, о чем я уже забыла и думать, я возвращалась на эвакопункт и встретила на улице Антонину Семеновну, необычайно взволнованную. Я испугалась, спросила: «Что случилось?» Она мне ответила: «Умерла Екатерина Александровна». «И слава Богу, — сказала я, — для нее это лучший исход».
— Нет, Анна Титовна, вы не все знаете. Вот вам ключ от аптечного шкафа.
— Зачем он мне? — удивилась я.
— Ведь при ней был чемоданчик, наполненный драгоценностями. Она предлагала мне его взять, но я отказалась. А когда она умерла, я испугалась, что драгоценности кто-нибудь похитит, спрятала чемоданчик в аптечный шкаф и теперь не знаю, что делать, и не знаю, правильно ли я поступила, — и снова пыталась мне передать ключ.
Признаться, я тоже растерялась, но, чтобы ее успокоить, сказала: «Все правильно». Кстати, вспомнился такой случай: ко мне в кабинет пришел мужчина в штатском и сказал, что он сотрудник НКВД, живет на четвертом этаже в биологическом кабинете, и, если что, надо к нему постучать и отойти от двери. При этом строго добавил: «О нашем разговоре никто не должен знать». Антонине Семеновне я сказала: «Все сдадим в фонд обороны». Успокоившись, она рассказала мне следующее: когда умерла Екатерина Александровна, ее надо было срочно убрать, так как в палате были еще больные. Начальника не оказалось на месте, и она сообщила о случившемся дежурному милиционеру (у входа был милицейский пост).
Милиционер спросил, были ли какие-нибудь вещи у умершей. Антонина Семеновна вспомнила о чемодане, стоявшем под койкой. В нем оказались какие-то дорогие не то ткани, не то меха. При осмотре покойной был обнаружен мешочек, спрятанный на груди (шнурок на шее помнила и я), в нем какие-то заграничные деньги (доллары?). Был снят и чепец с головы. Милиционер его ощупал и обнаружил что-то твердое, а когда чепец распороли, увидели, что в него зашиты какие-то драгоценные камни. Все это милиционер сложил в чемодан и унес. Тело покойной увезли.