Когда Мешко вошел на поклон, Оттон приветствовал его, как доброго друга, приглашая подойти ближе к трону, на котором он восседал.
— Много изменилось в этот короткий промежуток времени, — сказал он, глядя на Мешка. — Вы и сами приняли христианство, и свою страну присоединили к церкви… Со счастливым исходом воевали с врагами и изведали много счастья, и я надеюсь, что благословение Бога никогда вас не оставит.
И Оттон как-то грустно вздохнул.
— Не воюйте только и не ссорьтесь ни между собою, ни с моими. Много еще вам предстоит труда у себя в стране. Язычников у вас еще очень много, а церквей мало, и священников недостаточно… крестить и обращать некому. Вы да Болько и мои маркграфы посвятите себя истреблению язычников.
Оттон опять вздохнул. Мешко ответил, что он сам желал бы покоя, но никоим образом не позволит, чтобы земли, которыми он имеет полное право владеть, захватили другие.
Оттон ничего не возразил, но после минутного молчания опять заговорил о том, что хорошо было бы, если Мешко сохранил мир с чехами. Мешко считал лишним возражать.
Праздники остались надолго памятными благодаря разным обрядам и исключительным происшествиям.
Первого апреля неожиданно скончался Герман, саксонский князь, на похоронах которого присутствовал сам Оттон; тот самый Герман, которому так завидовал покоренный Полянским князем Вигман.
При жизни Герман как-то поссорился с Бруно, епископом Фер-денским, за что тот отлучил князя от церкви.
И когда его хоронили, сын его Бернард умолял мстительного врага снять с покойного проклятие и позволить похоронить его на освященной земле, но Бруно был неумолим.
Мешко, в свою очередь, наделенный Оттоном подарками, вернулся домой и опять начал готовиться к борьбе с братом своей жены, как вдруг пришло известие, что император, который находился в Мерзебурге на празднике Вознесения, выехав оттуда на Троицу в Миминлевье, там скончался. Рассказывали, что он сидел за столом и весело разговаривал с приближенными, но во время всенощной ему стало дурно… Его вынесли из церкви и уложили на кровать, его окружили священники… На следующий день Оттон скончался. В тот же день наследник его короновался и взял в свои руки власть.
Такие же отношения, как и при покойном императоре, оставались и теперь между Мешко и Оттоном Вторым — осторожный союз и относительная дружба с которым не мешали нападать на границе друг на друга и драться. Саксонские короли слишком заботились о Риме и Италии и поэтому старались иметь покой у себя дома, хотя бы даже окупленный большими жертвами. Чешские и Полянские князья пользовались этим. Они могли у себя дома делать спокойно, что им хотелось, и, конечно, прежде всего старались покорить все маленькие славянские княжества и соединить их воедино.
Читатель спросит, может быть, какова судьба отца Матвея, или Власта, сына Любоня? О нем история молчит. Первый священник и проповедник не думал об известности, не добивался положения в церковной иерархии, не хотел ни славы, ни популярности: он прошел жизнь тихо, незамеченный и покорный. Имени его нет в хрониках, его подвигов не записывали летописцы, не встречается оно и в мартирологах.
Большое имение, перешедшее ему в наследство после смерти отца, он подарил сестре и ее мужу, взяв себе только тот небольшой клочок земли, на котором стоял когда-то дом его отца, с тем, чтобы построить на его месте костел… Мечтал устроить у себя монастырь для монахов из Монте-Кассино, где он провел несколько лет в молодости, но необыкновенные трудности, с которыми было сопряжено путешествие в Италию, затем деятельность проповедника под руководством первого познанского епископа Иордана, все это мешало ему привести в исполнение свою заветную мечту: поехать в Италию и привезти с собою братьев из Монте-Кассино.
Ксендзу Иордану, Власту, чешским священникам и еще нескольким итальянцам пришлось много и упорно работать среди полян. Страна молчала и в первый момент не протестовала против веры, которую ей силою навязали, но она хотя и тайно, однако оставалась верной своим старым богам. В течение многих столетий оставались следы идолопоклонства, и это отражалось в песнях и обрядах, в тайных праздниках и целой массе обычаев, перешедших к поколениям, значения которых они уже не понимали, но которые пустили глубокие корни в их душу.
Мешко и его приближенные, принявшие христианство, долго не могли привыкнуть к новым обязанностям и обрядам. Дубравка сама в течение нескольких лет не соблюдала постов, чтобы после исподволь заставить мужа поститься. Но в конце концов покоренный Дубравкой Мешко не только сам соблюдал посты, но рассказывают, что не подчинившимся этому требованию приказывал выдергивать зубы…