Я держал в своей ладони ее маленькую горячую руку. Неловкая пауза затягивалась.
- Чего мы здесь стоим?-первой спохватилась она.- Проходите же в комнату.
- Ты меня извини, Сергей,- сказал Петров,- я переоденусь. Дома привык к разлетайке.
Он вышел в соседнюю комнату и вернулся оттуда в каком-то странном одеянии, представлявшем нечто среднее между лыжным костюмом и пижамой.
Мы сидели на просторной оттоманке, вели незначащий и нудный, как осенний дождь, разговор. Лидия Дмитриевна заглянула к нам из кухни.
- Вы не заскучали, мальчики? - спросила она.
И от этого ее мимоходом оброненного «мальчики» повеяло чем-то далеким, тревожно счастливым и безвозвратно потерянным.
Неслышно ступая по ковровым дорожкам, Лида быстро накрывала стол. Петров ел неторопливо, со вкусом, похваливая хозяйку, и подмигивал мне, словно хотел сказать: смотри, мол, что такое семейная жизнь, в столовой тебе такого борща не подадут. От выпитой рюмки коньяка он совсем развеселился.
Потом с улицы шумно ввалился Сашка. Он был очень похож на мать. Такие же синющие, не видно белков, глаза, такие же ямочки на щеках. От отца он, наверное, получил в наследство только добродушно толстую нижнюю губу.
Михаил Васильевич усадил его за пианино. Заставил играть. Мальчишка играл хорошо, и опять отец подмигивал мне: смотри, что вытворяет, может, добьется такого, что нам с тобой и во сне не снилось…
Он был прав. Такое мне действительно не снилось никогда. Лида редко приходила в мои сны, но всегда почему-то в такие моменты, когда мне бывало трудно. Я катился в ледяную пропасть, судорожно хватался руками за ее края, острые льдины впивались в тело, крик застревал в горле.- И тут появлялась она…
Петров снова ушел в другую комнату - проверять уроки сына. Мы остались вдвоем с Лидой. Она подсела ко мне.
- У тебя совсем нет седых волос, - сказала она и осторожно провела рукой по моей голове.
Я промолчал, хотя самого меня настораживала ее ранняя седина. «Не показное ли благополучие в ее доме? - думалось мне. - Может быть, в глубине души она жалеет о своем выборе…»
…Учения начались на следующий день. За бонами нас встретила свежая погода. Не удивительно: март - один из самых ветреных месяцев года. Лодку сильно валяло. С шипением пузырился воздух в обнажавшихся шпигатах. Волны сразу же стали захлестывать мостик.
- Море нынче горбатое, товарищ командир! - прокричал за спиной вахтенный сигнальщик.
На мостик поднялся посредник - один из штабных офицеров дивизиона Петрова;
- Достанется сегодня вашим «эмпекашкам», - сказал я ему.
- Ничего, мы народ привычный, - улыбнулся капитан-лейтенант.
Мне хотелось расспросить его о Петрове.
- Ну как ваш новый комдив?
В глубине души я почему-то ждал, что офицер скажет: «Флегма, все дела тянет за него начальник штаба» или что-нибудь в этом роде. Но он ответил:
- Ничего, головастый мужик. Одним словом, академик…
«Академия ума не дает», - подумал я про себя, а вслух сказал, изобразив на лице улыбку:
- Однокашники мы с ним. Четыре года рядом сидели.
- Никогда бы не подумал! Вы выглядите намного моложе!-удивился капитан-лейтенант и попросил у меня разрешения закурить.
- Накуривайтесь на целые сутки, - сказал я.- Когда погрузимся, будете только слюнки глотать. У нас с курением туго.
Он задымил сигаретой. У меня почему-то пропало желание разговаривать с ним. «Осторожничает. Сразу видно, штабник. На корабле небось и не служил, а форсу на Две должности выше, чем занимает…»
Из люка вынырнул штурман.
- Товарищ командир, - доложил он официально и деланно безразличным тоном, хотя гордость из него так и выпирала, - через пять кабельтовое прямо по курсу полигонный буй!
Это означало: ахайте и удивляйтесь, товарищ посредник, столько миль за кормой, а в точку пришли, как по рельсам. Не лыком шиты!
Вскоре я действительно увидел среди волн продолговатый, похожий на дельфина поплавок.
- Подходим к точке погружения, - сказал я посреднику. - Можете спуститься вниз проверить координаты по карте.
Он кивнул и остался наверху.
- Готовить мостик к погружению! - скомандовал я, привычным движением убрав откидную площадку для ног.
Все ушли вниз. На мостике остались только мы с посредником. Слабая предутренняя дымка совсем рассеялась, и на западе показались корабли.
- Идут, супостаты. Ваши? - спросил я у капитан-лейтенанта, передав ему бинокль.
- Ага, - подтвердил тот. - На головном сам комдив. А вторым идет двести четвертый! Я его издалека узнаю по такелажу. Бывший мой. - Он вздохнул, и уголки егр губ на мгновение опустились вниз, как у обиженного ребенка.