Во время вахты штурмана обнаружили цель - бледное размытое пятнышко на зеленом фосфоресцирующем экране, координаты ее значительно расходились с исходными, но в этом районе других судов быть не могло. Невольно старший лейтенант подивился интуиции командира, который сутки назад круто изменил курс «Посейдона».
За ночь ветер ослаб, измученное море тяжело дышало, вздымаясь крупной зыбью. Уже совсем рассвело, когда «Посейдон» появился у аварийного судна.
Оно почти лежало на боку, левый борт совсем скрылся в воде, а на обшарпанном правом борту с трудом читалось название «Элисий».
Вся ^команда толпилась на шлюпочной палубе, но шлюпок на ней не было. Очевидно, их сорвало и унесло штормовой волной. Разношерстно одетые люди махали над головой какими-то тряпками, их слабые голоса относило ветром в сторону.
- Готовьте аварийную партию, - приказал старшему лейтенанту командир. - Старшим пойдете вы.
Штурман ошарашенно смотрел на командира. Он хотел было заикнуться о своей неопытности, но сообразил, что старикан и сам это прекрасно понимает.
На «Посейдоне» все делалось молча, почти без команд. Натренированные матросы быстро опустили на воду катер.
Штурман облегченно вздохнул, увидев на нем боцмана.
Приплясывая на зыби, катер кружил вокруг «Элисия». Не один раз пришлось ему подходить к борту судна, пока была высажена вся аварийная партия.
Штурмана встретил горбоносый старик в залитом мазутом свитере. Из нескольких английских фраз старший лейтенант понял, что перед ним капитан судна. Но смысл повторяемых капитаном двух слов «крэк бод» он никак не мог понять.
- Трещина у них в борту, говорит, - подсказал боцман «Посейдона».
Старик продолжал лопотать, перемежая английские слова с какими-то другими. Закончив свою тираду, он безнадежно махнул рукой.
- Говорит, ничего нельзя сделать, машинное отделение залито, вот-вот вода попадет в трюмы. Просит снять команду и судовые документы, - перевел боцман.
Команду сняли несколькими рейсами. Притихшие и побледневшие, сидели иностранцы на дне катера, держа в руках сундучки и узелки с пожитками, только капитан все изливал душу перед советским боцманом.
- На хозяев жаловался,- чуть позже рассказал тот,- калошу эту давно на слом надо списать, а они все гоняли ее через океан. Двое из команды утонули - матрос и кочегар.
Несколько часов «Посейдон» оставался в дрейфе возле обреченного судна. С палубы спасателя видели, как, судорожно вздыбившись, оно перевернулось вверх килем и сразу пошло ко дну.
Отсалютовав флагом, «Посейдон» дал ход и взял курс к родным берегам. Море затихло совсем. Спасенные, все как один, спали в кубриках и каютах, заботливо укрытые бушлатами.
Ушел вниз и командир. Штурман стоял возле рулевого, который легонько поворачивал старомодный, обитый медью штурвал. Разные мысли лезли в голову старшего лейтенанта, ему не хотелось сдаваться, но нельзя было не признать, что «Посейдон» - все-таки нужное судно и не прибудь он сегодня к месту аварии «Элисия», кто знает, что было бы с этими спокойно спящими людьми.
Прервав размышления старшего лейтенанта, рулевой повернул к нему озабоченное лицо, шепнул:
- Вы знаете, у командира большое несчастье. Мать у него умерла. Радист позавчера принял телеграмму, а он никому не велел говорить.
ТАНКИСТЫ СРОДНИ МОРЯКАМ
- Запишите диагноз, - сказал врач медсестре, - аппендицит.
- Куда положим больного? - откликнулась та. - Свободная койка есть только в четвертой палате.
- В генеральской? - переспросил врач, подставляя руки под шипучую струю воды. - Ну что ж, пусть побудет пока в четвертой. И сделайте ему пантопон. Сейчас вам, дорогой мой, полегчает, - улыбнулся он мне, - а потом в операционную. Чич-чик - и готово. Студенческая операция.
После укола мне действительно стало лучше. Боль свернулась в комочек и постепенно угасла. Так что я без посторонней помощи доплелся до палаты.
Двое больных играли за небольшим столиком в шахматы. Один из них был в обычном госпитальном наряде, плотную фигуру второго обтягивала шелковая пижама. Шахматист в пижаме выглядел моложе своего соперника. У него было гладкое, без морщин, лицо с крупным мясистым носом и тонкими губами. Только подпаленный ежик волос и клочковатые брови указывали на то, что он уже далеко не молод.
На мое приветствие он молча кивнул головой, не отрывая взгляда от шахматной доски. Зато его партнер приподнял над переносицей золоченое пенсне и добродушно проворчал: