– Светлого утра, – громко поздоровалась я, заставив его повернуться в нашу сторону.
– Ивонна, что вас привело сюда? – оторвавшись от созерцания творчества Вернона, со светской любезностью поинтересовался он.
– Нас сюда привел Хэллавин, – намекнула я, что на опасную территорию вошла с проводником и не планирую самоубиться о черные артефакты.
– Хозяин, я предупредил, что вы крайне заняты, но ваша супруга настаивала, – ловко вывернул тот.
– Вежливо попросила, – напомнила я.
– Кстати, ты в курсе, что за сакральные метки появились на всех дверях в коридоре? – перебил спор Фостен с дипломатичностью варвара и указал секретарю на угольный символ.
– Магия нанесла дурной знак.
– Хэллавин, у вас богатое воображение, – фыркнула я. – Кресты поставил Вернон. Я попросила пометить запрещенные комнаты. Ваш дворецкий оказался на редкость обязательным человеком. Он ведь человек?
Или хитрое исчадие ада, запутавшее доверчивую девушку?!
– С утра был, – хмыкнул Фостен. – Чем Вернон аргументировал запрет?
– Сказал, что у тебя вокруг напиханы смертельные артефакты, а я, знаешь ли, собираюсь жить в нашем замке долго и счастливо. Желательно, с комфортом.
Последнюю многозначительную фразу он вообще проигнорировал.
– Умно, – уважительно покачал головой муж и сразу стало ясно, что он говорил вовсе не обо мне, а о своем коварном дворецком.
– Возвращаясь, к вопросу комфорта, раз уж мы о нем заговорили…
– Заговорила ты, – напомнил он.
– Раз уж я заговорила о комфорте. Планирую нанять в замок слуг.
– Попробуй.
– Да вы с Верноном сговорились, что ли? – возмутилась я. – Не слышу в голосе оптимизма.
– В замок не хотят идти люди, – спокойно пояснил он.
– Так, может, платить надо лучше? – презрительно фыркнула я. – Мне даже горничную удалось сманить из дома Артиссов, а уж она-то молилась при упоминании твоего имени.
– Что ж, дерзай. – Прозрачные глаза Фостена смеялись. – Ты об этом хотела поговорить?
– Не только, – медленно протянула я.
– Иди, – кивнул муж секретарю, тонко почувствовав, что лишние уши нам не нужны.
«Лишние уши» не стали заморачиваться и просто спрятались в кабинет, на секунду продемонстрировав большое помещение со стрельчатыми окнами.
– Ночью я заснула…
– Хорошо выспалась? – иронично уточнил Фостен.
– Неплохо, – согласилась с ним и вкрадчиво уточнила: – Сегодня тебя ждать?
– Предпочту свою кровать, – хмыкнул он.
– Как скажешь, – мило улыбнулась я. – Хорошего дня, дорогой супруг. Говорят, вы очень занятой человек. Не перетруждайтесь.
– И вам удачи, леди Артисс.
– Леди Мейн, – поправила я. – Если вы вдруг подзабыли, то я теперь ношу королевскую фамилию.
– Тебе это нравится?
– Я в полном восторге.
Замолчав, мы смотрели глаза в глаза. Это была не игра в гляделки, а настоящее столкновение характеров, немая битва! Ни один не хотел разрывать зрительный контакт и проиграть. Чуть глаза, в общем, не сломали. Сдались одновременно: Фостен для вида потер переносицу, я просто поморгала.
– Кстати, в комнаты с крестом заходить можно? – спросила я, пытаясь взять его внезапностью.
– Нельзя, – немедленно запретил он, на внезапность не поддавшись.
– И в библиотеку?
– В библиотеке хранятся книги, а не модные журналы, – издевательски пояснил Фостен.
Да неужели?
– Хорошо, – с фальшивой покорностью согласилась я. – Но если ты не в курсе: когда леди скучает, в ней просыпается инстинкт гнездования, и леди начинает делать ремонт в доме. Но мы живем в замке…
– Займись вышиванием.
– Я не умею вышивать.
– Библиотека в твоем распоряжении, – немедленно сдался Фостен. – Проводи в ней столько времени, сколько хочешь.
Ну да, чем бы жена не тешилась, лишь бы с неутомимостью бульдозера не рушила несущие стены, не перестилала паркет и не меняла витражи в окнах. В идеале вообще делала вид, что вокруг лучший дизайнерский ремонт со времен зарождения интерьерного дизайна.
День прошел плодотворно: я завела ежедневник, вместе с Раисой прошлась по залам и наметила фронт уборочных работ. Экскурсию по кухне Тобольд провел лично. Энергично жестикулируя, он заявил, что готовит – нет, творит! – исключительно по собственным рецептам. Придумывает и сразу воплощает в жизнь! Вечером пообещал «побаловать нас» олениной.
– А где вы до этого служили? – осторожно уточнила я.
– На морском судне. – Он сложил руки на опрятно-круглом животе и тяжело вздохнул. – Но мне запрещали творить! Никакой кулинарной свободы.
Я не нашлась, что сказать. Вроде неловко подрезать вдохновению крылья, но мы все дружно шагали по прямой дороге к язве желудка. Или к местному погосту. Может, поэтому Хэллавин всегда пребывал в дурном настроении: мало что продался в ипотеку на тридцать лет, еще и кормили в этой ипотеке паршиво. Никакой отдушины!