– Знаю. Все твои операции против немцев обычная липа, я могу доказать. Отлично сработанная, продуманная липа. Твои кураторы придумали, как нарастить тебе боевую эффективность. Теперь ты партизанский герой. Все получилось. Твоя цель – совет командиров. «Фогельзанг» начат, чтобы партизанские командиры собрались в одном месте, как уже бывало до этого. Какая у тебя задача, узнать время и место? Ты пошел дальше, добившись права обеспечивать безопасность совета. Люди доверяли тебе. Я доверял тебе.
Решетов повернулся, на губах играла горькая усмешка. Черный зрачок ствола уставился Зотову прямо в лицо.
– Сиди, Вить, не дергайся, а то палец дрожит. Нервы ни к черту.
– Значит, я прав? – Зотов весь сжался.
– Значит, ты прав. Доволен собой?
– Не особо.
– Оружие брось. Я одного не пойму – зачем ты пришел, если знал?
– Не был уверен, – Зотов медленно положил автомат на пол, рядом кобуру с пистолетом и нож. – И я совершил огромную ошибку, отправив Кольку с тобой. Хочу это исправить. За ним япришел.
– За мелким недоноском? – скривился Решетов. – Примерно зная, кто я и что тебя ждет? Нет, Вить, ты полон сюрпризов.
– Мы своих не бросаем, – Зотов смотрел ему в глаза.
– Руки на виду держи, – приказал Решетов, дергая левой щекой. – Своих не бросаете? Оставь этот пафос дешевый, со мной такое не катит. Не бросаете, значит? Это ты мне говоришь? Тому, кто заживо в окружении в белорусских болотах в окружении гнил? Кто о нас вспомнил, кто нам помог, пока мы тухлую конину жрали и спали на мертвецах по пояс в воде? Под огнем артиллерии, под бомбежкой. Где вы были тогда такие правильные? Лицемерные твари.
– Это война, капитан, – глухо отозвался Зотов. – Миллионы предпочли предательству смерть и концлагеря. Но не ты. Ты оправдываешься,как нашкодивший пионер.
– Не тебе судить, – прорычал Решетов.
– Ошибаешься, мне. Ты убил Твердовского?
– Он лез не в свое дело, совал всюду свой нос. Но убил его не я.
– Ты отдал приказ.
–Меня в лагере не было, а ребята вас увидели и немного поторопились, устроили самодеятельность. Я бы так грубо ни за что не сработал.
–Ясно. А Валька? Чем провинился шестнадцатилетний пацан, у которого мамкино молоко на губах не обсохло, чтобы его убили и разрезали на куски?
– Ты сам сказал, это война, а на войне гибнут невинные.
– Хотел пустить следствие по ложному следу? Дескать Валька завалил Твердовского, похитил синюю тетрадь и сбежал. И ты все продумал заранее, только ждал подходящий момент. Все гладко, только вышла промашка: подручные хреново спрятали труп. Кстати, знаменитая синяя у тебя?
– У меня, – кивнул Решетов.
– Что в ней?
– Ничего, чепуха и стишки. Заготовка под мемуары. Я ее сжег.
– Вот оно как, – Зотов расплылся в довольной улыбке. Ай да Твердовский, ай да сукин сын. Хитро придумал, запугал всех синей тетрадкой, а настоящий архив хранил совсем в другом месте, в подвале у Антонины. Классическая обманка, словно по нотам разыграно. Настоящий, матерый контрразведчик был, не подкопаешься.
– Как теперь быть, Витя? – в голосе Решетова на миг проскользнула мольба. Нет, показалось.
– Ты отдашь Кольку, и мы разбежимся, – предложил Зотов. – Я вернусь в отряд и отменю совет. За это время ты и твои люди успеют уйти. А потом, может быть, когда-нибудь мы снова встретимся и поставим жирную точку.
– Так не пойдет.
– Хватит смертей, капитан. Или гауптман? Не знаю, чем немцы тебя соблазнили, уверен, свои тридцать серебренников ты получил. Еще не поздно остановиться.
– Остановиться? – Решетов плавно качнулся на каблуках. – А зачем? Справедливый советский суд, раскаяние и прочая лабуда? И ты непременно замолвишь словечко? Не смеши. Мне все одно – вышка, я таких дров наломал, голова кругом идет. Нет, Вить, у меня дорога одна – с немцами. Назад пути нет.
– Беги к хозяевам нашкодившей сучкой. Только не убивай никого.
– Думаешь, немец за провал задания по головке погладит? – Решетов пропустил оскорбление мимо ушей. – Нет, Вить, я как раненая крыса в углу. А загнанная крыса - кусачая и опасная тварь. И свое последнее слово я еще не сказал.
– Плохо это кончится, капитан.
– А я не оптимистичен, – Решетов сверкнул глазами. – Теперь скажи, Вить, в чем подвох?
– Ни в чем, – почти честно признался Зотов.
– Думаешь, я поверю, будто ты явился один, никого не предупредив? Ты кто угодно, Витя, но не дурак.
– А у меня бывают сомнения, –вздохнул Зотов. – Я один, так уж вышло, поверь.