– Хорошо, – нехотя отозвался Лукин. – И каких нахватали объедков?
– Пока особенно никаких, – Зотов повернулся к Маркову. – Но скоро, уверен, появятся, смачные, жирные версищи. Михаил Федорович, сколько человек отсутствуют в отряде, на данный момент?
– Так-то это закрытая информация, – командир с видом провинциального фокусника извлек замусоленную тетрадь, нацепил очки с толстыми дужками, пошуршал страницами и торжественно зачитал. – Итак, стало быть, группа капитана Решетова убыла на задание двадцать шестого апреля, в составе двенадцати человек, два разведчика в Навлю ушли, два в Пролысово, трое следят за восстановлением моста у Красного Колодца, двое наблюдают за перегоном Алтухово – Кокоревка, боец Митрохина отпросилась домой, навестить приболевшую мать, Аверин перед рассветом выслал людей с подводами в сторону Трубчевска, обновить запасы продуктов. Остальные на месте.
– Правда? – изумился Зотов. – Меня интересует некий Валентин Горшуков, одна тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения, уроженец деревни Верхние Новоселки. Могу я с ним повидаться?
Командиры переглянулись. Лукин недоверчиво фыркнул. Лицо Маркова вытянулось и стало каким-то беспомощным.
– От вас, стало быть, ничего не укроется? – спросил он.
– Это смотря как укрывать, – парировал Зотов. – А ведь мы, Михаил Федорович, договаривались на откровенность. А после этого начштабаобвиняет меня во всех смертных грехах. Некрасиво, товарищи партизаны. Так, что с Валентином Горшуковым?
– Нет его в отряде со вчерашнего дня, – буркнул Марков. – Покинул расположение, стало быть. Дружок хватился по утру, вы его знаете, тот охломон, которого вы за мной знакомиться посылали.
– Николай Воробьев?
– Он самый, – Марков на секунду задумался, пытаясь ухватить верткую мысль. – Прибегает ко мне, грит друг ситный в потерях, спасайте, товарищ командир. А у меня разве дел больше нет? Ну пропал и пропал, я не нянька за всеми следить.
– У вас тут проходной двор? – усмехнулся Зотов.
– Ну и не тюрьма с проволокой колючей да с пулеметом на вышке, – заявил Марков. – Кто посты знает, прошмыгнет в обе стороны, как в знакомый сортир. Валька энтот пацан шебутной, в отряде два месяца, а уже в печенках сидит. Комсомолец он видите ли, на жопе сидеть не могет, задания требовал, да чтоб поопасней, и в награду непременно орден на всю впалую грудь. Знаю я таких торопыг, гонору много, толку ноль. Он и раньше тайком из лагеря уходил, ему не в первой. Скучно ему у нас! А он чего, цирка с клоунами ждал?
– Говорите, он и раньше из лагеря уходил?
– Раза два точно, – Марков посмотрел на начштаба. – Или больше?
– Это когда ловили, – нахмурился Лукин. – А так, думаю, больше десятка. В конце марта неделю отсутствовал, думали с концами уже, а он явился отощалый, грязный, промерзший и довольный как черт, принес разведданные о Кокоревском гарнизоне, сколько штыков, расписание караулов, дзоты и пулеметные точки паршивец зарисовал. Беседу с ним провели, вроде утихомирился, а тут опять за свое. Недаром покойный Олег Иваныч пристально за ним наблюдал.
– Были причины? – насторожился Зотов.
–Горшуков до появления в отряде сотрудничал с оккупантами, – веско ответил Лукин. – Подробностей не знаю, мне он клялся, будто ни в чем не замешан, а все слухи - наветы недоброжелателей. Спрашивается, откуда недоброжелатели у вчерашнего школьника? Твердовский сказал разберется, вроде по его профилю, ну и… Неважно теперь.
– Как здорово! – удивился Зотов. – Одновременно со смертью Твердовского исчезает человек,подозреваемый в сотрудничествесгитлеровцами, и это неважно? Неплохой объедок свалился мне со стола, благодарю.
– Думаете, он убил Олега Ивановича? – поразился Марков.
– Версия имеет право на жизнь.
– Пацан задушил опытного милиционера, похитил тетрадь и скрылся? – фыркнул Лукин. – Вам бы детективы писать, товарищ из Центра, Конан Дойль обзавидуется.
– Он умер, – не моргнул глазом Зотов. – Но дело его живет. Версия абсурдна только на первый взгляд.
– А на второй смешна, – обронил начштаба. – Но если вам нравится, не буду мешать. Стройте воздушные замки. Желаю удачи, – он встал, надел фуражку и покинул землянку.
– Перегибаете, Виктор Палыч, – сказал Марков. – У нас в колхозе тракторист был, Митька Косой, тоже всюду подвохи чуял, врагов народа искал, шпионы мерещились, кляузы строчил, стращал японским нашествием.
– На Брянск?
– Точно. Люди смеялись, а ему хоть бы хны, богатой фантазии человек.
– Как и я?
– Тут не знаю, странный вы, бегаете, ищите. Жалко вас, отдохнули бы, здоровье оно одно, стало быть.