Примерно та же судьба ожидает некоторые другие республики: ограниченное самоуправление взамен на непоколебимую преданность Кремлю. В остальных же регионах местным активистам остается только ждать продолжения преследований или объединяться с представителями местной власти, что в дальнейшем ослабит их и без того утерянную этническую и лингвистическую самобытность. Прокремлевски настроенные местные лидеры в большинстве этих регионов способствуют сокращению изучения национального языка, препятствуют связям с родственными этническими группами, находящимися за рубежом, и принимают крутые меры против любого, кто добивается даже умеренной автономии. Как и в советские времена, русские считают свой язык окном в мировую культуру для этих несчастных из захолустья, способных лишь на невнятное бормотание. Мало кто помнит о политике геноцида, которую проводила Российская империя по отношению к восточным народам два века назад, забыта и исключительная жестокость сталинских репрессий, которым подверглись национальные меньшинства Советского Союза.
Эта историческая амнезия — характерная черта путинского подхода и часть секрета его привлекательности. Она удовлетворяет и «новых русских» из нарождающегося среднего класса, и «старых русских» — часть общества, оставленную позади прогресса драматическими переменами последних двух десятилетий. Хотя ностальгия Путина по Советскому Союзу поражает многих иностранцев своей непостижимой одиозностью, большинство россиян считает, что советская эпоха была временем великих достижений нации, и совершенно не представляет, как можно в этом сомневаться (даже среди молодежи 60 % соглашается с президентом в том, что развал СССР стал катастрофой). Эти люди очень гордятся, что их президент ведет жесткую политику по отношению к Западу.
Может быть, это необходимость. Чтобы управлять Россией, нужен жесткий лидер. После ельцинской анархии пришло время порядка. Россиянам нужно время привыкнуть к рыночной экономике, и крайне необходимо, чтобы она ассоциировалась с растущим материальным благосостоянием и стабильностью, а не с воровством и хаосом 90-х. Во внешней политике Запад не мог ожидать от Путина постоянного дружелюбия и сговорчивости. Путин должен был играть жестко, по крайней мере, для внутреннего потребления, но вне страны эту демонстрацию можно было отставить: в таких жизненно важных вопросах, как исламский экстремизм или распространение ядерного оружия, Запад и Россия были на одной стороне…
Далее мы увидим, как происходило угасание политической свободы в годы правления Путина, как шло движения России от анархии к авторитаризму и как этот процесс успешно продолжается.
Определения самого понятия демократии настолько разнообразны, что практически бессмысленны, но основа настоящей свободы — это правосудие. Для всякого злоупотребления и коррупции, которые уродуют развитые индустриальные страны Запада, находятся неподкупные судьи и правовые процедуры, представляющие собой окончательное торжество закона, которое превыше политики. Но не в России. Несмотря на некоторые хаотичные реформы, система правосудия остается под контролем Кремля. Российские суды могут вершить справедливый суд, но только когда справедливость не пересекается с интересами сильных мира сего. Иначе они лишь покорно утверждают вердикт власти. Проблема не только в нечестных судьях и в бесцеремонных бюрократах, она начинается сверху. До тех пор пока сам Кремль выше закона, правосудие в отношении всех остальных — это только обман. Международная ассоциация юристов (МАЮ), Американский государственный департамент и международная организация по борьбе с коррупцией Transparency International выразили беспокойство о судьбе правовой системы при Путине. Независимые судьи уволены, коррупция свирепствует.