В этот период я сблизилась с Сэм, которая все еще была угловатой и такой же помешанной на творчестве. Она могла рисовать часами, и я часто наблюдала за ней с высоты своего балкончика, когда та сидела на набережной с одной из нянь, и рисовала картину за картиной. Сэм была странным ребенком, но таланта ей было не занимать. Однажды она несмело протянула мне лист бумаги и, когда я взяла его, та убежала. А в моих руках оказался мой же портрет.
С тех пор я всегда поддерживаю Сэм в ее начинаниях, потому что так рисовать может только гений. И раз сама она девочка скромная и привыкла отмалчиваться, я пыталась придать ей уверенности своей поддержкой и любым добрым словом.
Дэвид отгородился от всех и жил теперь в каком-то своем мире. Меня он не любил и называл меня «барби», зная, что это оскорбит меня лучше, чем что-либо. Парень открыто враждовал с Лиамом и Тони, которые не брали его с собой, а Шарлотту он все еще доставал и всячески прикалывался над ней, да так искусно, что иногда даже наши отцы восхищенно смотрели на него, коря себя за то, что в его возрасте не додумались до такого же.
Меня считали самой уравновешенной и воспитанной среди всех этих сумасшедших детей. Все мамочки буквально души во мне не чаяли, постоянно приводя меня в пример остальным. Мама Лиама, Кэсси, меня обожала и прекрасно понимала, что я не раз спасала ее Лиама от гнева отцов и очередного скандала.
И в этом доме можно было увидеть плачущими всех девочек, кроме меня и Шарлотты. Только если та вообще не поддавалась слезам, то я предпочитала реветь, уткнувшись в подушку, чтобы никто не видел меня в этот момент.
Но и у меня не всегда все шло под контролем. Однажды, когда Дэвид в очередной раз прилюдно обозвал меня глупой барби, когда зашел в комнату и увидел меня с книгой в руках, я ошеломила всех тем, что расплакалась.
Мне было до жути, как обидно, слышать такие слова в свой адрес. Я не раз пыталась доказать всем в школе, что я неглупая девчонка и мои отличные отметки не вызваны тем, что учителя просто любят меня. Потом мне приходилось доказывать всем, что я не заучка, потому что ботаников у нас тоже не любят. Каждый день приходилось балансировать между популярной девочкой и скучной заучкой, что сильно угнетало.
Образ белокурой глупой девчонки все еще слепо шел следом, хотя я была совсем не такой. Цвет моих волос хоть и был светлым, но серое вещество в моей голове работало на полную мощность уже с ранних лет.
Когда меня колко задевала Эшли, словами, что я «ботан», я сносила это спокойно. Мне все говорили, что я красивая девочка и отражение в зеркале лишь подтверждало их слова, поэтому, я понимала, отчего Эшли так цепляется ко мне. Ведь, несмотря на то, что парни не брали меня в свои мальчишеские игры (этой чести удостоилась только Шарлотта), Чарли и Тони, не говоря уже о Лиаме, выделяли меня среди девочек и всегда были со мной добры и приветливы. С Тони я была на короткой ноге, что позволяло мне часто виться вокруг него, а с Чарли у меня всегда были теплые отношения. Тем более, что именно я прикрывала их и пыталась снять градус напряжения, когда их отчитывали за очередную непредвиденную ими катастрофу.
Но в тот раз мне было по-настоящему обидно. Учитывая, что ровно за две минуты до прихода Дэвида, Лиам тоже как-то обидчиво высказался в мою сторону, упрекнув в том, что я снова «выделяюсь» среди них со своей книгой в руках, то ничего удивительно в том, что слова Дэвида просто добили.
И это был первый раз, когда я плакала при этих ребятах. Теа и Чарли испуганно переглянулись, Эшли побежала жаловаться на Дэвида, который уже всех раздражал, Сэм округлила глаза, переводя испуганный взгляд с меня на нахмурившегося Дэвида, а Лиам, отойдя от шока, с размаху въехал кулаком по лицу парня.
С тех пор Лиам тоже стал присматривать за мной, не давая Дэвиду или Эшли обидеть меня.
Пусть засранец все еще раздражал меня неуместными шутками и тормозной жидкостью в своей голове, но он был милым. Он не дулся на меня, разрешал мне играть с ними, и вообще, вел себя как маленький мужчина. Глупый, неловкий, но мужчина.
И, что врать, он мне нравился.
Тринадцатилетние
Лиам учился в другой школе, но это не мешало ему мелькать у меня перед глазами в свободное от учебы время. Мы постоянно сталкивались в торговом центре, куда ездили с отцом закупать продукты, и где работала его мама. И Лиам всегда таскал нам на выходных выпечку Кэсси, вероятно догадавшись, что ради нее я готова кланяться ему в ноги и, вообще, сносить его тогдашнюю недалекость.