Обнаружилась эта перемена после 1870 г., или я ее ранее не замечал – не возьмусь судить. В первом случае это объяснимо вполне уважительной причиной и достаточно основательным для русского канцлера мотивом, а именно – ошибочным расчетом, что расстройство отношений между нами и Австрией даже после 1866 г. [6] надолго останется в силе. В 1870 г. мы всегда были готовы поддержать русскую политику, помогая ей освободиться от ограничений на Черном море, которые были наложены Парижским трактатом [7]. Ограничения были противоестественными и унизительными: длительный запрет на свободное плавание у своих собственных берегов был невыносимым для такой державы, как Россия. Как раньше, так и теперь, не в наших интересах было препятствовать России реализовывать излишек своих сил на Востоке, и мы должны радоваться, когда в нашем положении и с нашим историческим развитием мы находим в Европе державы, с которыми у нас нет никаких конкурирующих интересов в политической области, – Россия относится к таковым и по сей день. Мы никогда не будем жить в мире с Францией. С Россией же у нас никогда не будет желания воевать, разве что глупости либералов или династические просчёты не исказят это положение дел.
7
По Парижскому мирному договору 1856 г. (см. прим. 20 к гл. V) России было запрещено держать военный флот в Черном море и Черное море было объявлено нейтральным. Россия неоднократно делала попытки добиться пересмотра соответствующих статей этого договора. 31 октября 1870 г., воспользовавшись обстановкой, создавшейся в связи с происходившей в то время франко-прусской войной, русский канцлер князь Горчаков разослал всем державам, участвовавшим в Парижском конгрессе, циркулярную депешу. В ней говорилось, что Россия не считает себя более связанной обязательствами Парижского договора, ограничивавшими ее права в Черном море.