Привыкнув к именам членов моей семьи, он прекрасно их различал и безошибочно шел к тому, чье имя ем называли и к кому посылали.
Моих знакомых он разделял на охотников, которых очень уважал и всегда тщательно обнюхивал, особенно тех, у кого были собаки, и на неохотников. Последних он просто не удостаивал вниманием, считая их, по-видимому, людьми второго сорта.
За его редкие охотничьи таланты — необыкновенную выносливость, быстроту поиска, утонченное чутье и классические стойки — я очень его любил и прощал ем злобные выходки.
В последние годы своей жизни, на двенадцатом тринадцатом году, он начал сильно побаливать. Ральф совершенно оглох, и поэтому на охоте мне приходилось объясняться с ним жестами, которые он прекрасно понимал. Но удивительное чутье сохранилось у него до конца жизни. Став стариком, сильно ослабев, потеряв резвость движений, он и на тринадцатом году, почти накануне смерти, безошибочно своей стойкой указал нам с приятелем на двух бекасов, затаившихся среди болотных кочек в тридцати шагах.
Гончая собака была у меня только одна — Баян. Это был громаднейший пес, изумительной силы, обладавшим протодьяконовским громоподобным басом, неиссякаемым добродушием и невозмутимостью.
Дома Баян позволял кошке проделывать с собой все, что угодно, и она, пользуясь его добротой, так наглела, что зимой в большие морозы, когда в комнатах было холодно, ложилась прямо на него и согревалась его теплом. Соседские щенки могли безнаказанно теребить Баяна за хвост и за его гигантские лапы, и только когда их наглость переходила всякие границы, он вставал и, разбросав их в разные стороны, не спеша уходил домой в коридор на свое место. Ребятишки садились на него верхом и надоедали ему не меньше, чем щенки. Только однажды он совершенно вышел из себя, когда забежавшая к нам во двор чужая собака бросилась на его друга — кошку. Баян необычайно быстро прыгнул с крыльца, где лежал, и не успели мы отогнать собаку, как он в два приема задушил ее.
На охоте Баян спокойно, методически шел коротким галопом по следу зайца или лисицы, и его громкий бас будил лесную тишину. Гонять зверя он мог целый день и нисколько не утомлялся, а зверь не уходил от него далеко, и поэтому всегда попадал под верный выстрел.
Некоторые охотники утверждали, что в присурских лесах появилась белая лисица. Я не очень-то доверял этим россказням. Но когда мне о лисице-альбиносе рассказал один очень серьезный охотник, видевший ее сам, мое сомнение рассеялось. Я знал, что в природе это явление наблюдается не так уж редко. И белого воробья, и белокрылого вальдшнепа мне приходилось видеть, но лисицы-альбиноса — никогда. Заинтересовавшись возможностью добыть такой редчайший экземпляр, мы с приятелем Виктором Сосниным, взяв Баяна, решили попытать счастья, и в один прекрасный день поздней осенью, когда первые морозы уже начали сковывать реки льдом, а снег покрыл поля и леса, отправились в сурскую пойму.
Вскоре Баян поднял лисицу. На первых кругах ее не удалось взять, да кстати сказать, это была не белая, а обыкновенная красная лисица. Она начала удаляться, и бас Баяна звучал все тише, а потом неожиданно оборвался. Прошло около часа. Баян все не подавал голоса и не возвращался. По-видимому, что-то случилось. Баян никогда так долго не отсутствовал и не молчал.
Мы с Виктором решили идти по следу. Громадные четкие следы Баяна шли сначала вдоль берега Суры, а потом, вслед за лисьими, спустились на реку. Мы прошли по льду метров пятьсот и наткнулись на едва заметную полынью, затянутую битым льдом. Здесь след Баяна обрывался. Лисий же след был четко виден за полыньей. Ясно, что Баян попал в полынью и, подхваченный сильным течением Суры, унесен под лед, где и утонул. Побродив безрезультатно вокруг полыньи около часа и убедившись окончательно в гибели Баяна, мы печально побрели домой.
Прошло две недели. В течение этого времени я на охоту не ходил и лишь вспоминал с грустью о погибшем Баяне. Однажды вечером на крыльце моего дома раздался громкий лай, очень похожий на лай Баяна.
— Неужели он? Не может быть.
Я бросился к выходу, открыл дверь, и громадный пес, прыгая и радостно визжа, попал в мои объятья. Это был мой Баян, воскресший из мертвых, совершенно здоровый, но только сильно исхудавший. Случилось какое-то чудо, так как в гибели собаки я был совершенно убежден Свое воскресенье из мертвых Баян объяснить мне, конечно, не мог, и я терялся в догадках.
Лишь через месяц мне случайно удалось узнать, как Баян спасся от верной смерти.