Краслен, как ни старался, не мог этого понять.
Остаток страшной ночи он ворочался в кровати, думал про Бензину — как она там, под арестом? — и высчитывал, какие есть возможности бороться с заговорщиками. Они были так уверены в том, что контролируют массы, что действительно отпустили Кирпичникова. Уверенность эта возникла не зря. Поразмыслив, Краслен пришел к выводу, что у него нет другого выхода, кроме как отправиться в Столицу к руководам и просить их о содействии. Конечно, права отлучаться с производства Кирпичников не имел. Но речь шла о спасении завода от шпионов и вредителей. Краслен не сомневался, что товарищи и партия, как только разберутся, что к чему, простят ему прогулы.
— Ну так что? — спросил завскладом. — Для чего тебе?
— Хочу тренировать мускулатуру. Физкультурой заниматься после смены. Для борьбы с врагами партии.
— Что же, это дело правое! Вот, выбери — какой тебе.
Он полетел налегке. Паспорта красностранцы давно отменили, в деньгах и вещах пролетарий нужды не имел: знал, что пищу, врачебную помощь, советы и кров он получит бесплатно. Захватил лишь рабочую карточку — так, если вдруг придется доказывать, что он и правда с завода летатлинов. В прачечной взял свежий комбинезон. Ни с кем не прощался. Тихонько пробрался на крышу, залез в махолет, сделал взмах, другой, третий… и вскоре увидел свой город как будто в макете, на плане — таким, каким был тот когда-то для дерзких новаторов архитектуры, для тех инженеров коммуны, кто смело ломал старый быт, не боясь показаться обывателям сумасшедшими.
К полудню Краслен был уже далеко от завода, Маратыча и арестантской, в которой томилась Бензина. Под ним расстилались зеленые пастбища, ровные прямоугольники хлебных полей, позабывших о том, что такое соха или конная тяга. Он видел корпуса сельхозкоммун — большие, светлые, порою различал то тут, то там фигуры женщин в длинных красных юбках, или спины загорелых коммунаров, или очертания рычащих тракторов.
Чем дальше летел, тем сильней восхищался Краслен. Там, внизу, простирались то города-ленты, протянувшиеся вдоль рек; то города-здания, представлявшие собой один гигантский стоэтажный комбинат; то города, состоящие сплошь из круглых, похожих на обсерватории домов, вращающихся следом за солнцем; а то такие поселения, что сперва, на глаз, казались самыми обычными, но стоило поближе их узнать, как обнаруживались вещи, заставлявшие Краслена вновь и вновь дивиться прогрессивности страны. В одном из таких неприметных, на первый взгляд, городков он, усталый, совершил посадку, посетил питательную станцию, а после попросился на ночлег в один из домиков, так радовавших глаз и белым цветом, и опорами-«ногами», и окошками, как лентой, опоясавшими здание по периметру. Оказалось, что на каждом этаже этого дома господствует свой вид половых отношений: на первом этаже — многоженство, на втором — многомужество, обитатели же третьего вообще не признают союза и живут, обобществив друг друга. Пролетарию, который рассказал, что он летит в Столицу, чтобы сообщить о факте гнусного вредительства, конечно, не могли не дать ночлега. Проведя одну ночь в удивительном доме, Кирпичников покинул его, исполненным восторга: оказалось, что здесь обитают не только самые прогрессиные женщины Краснострании, но и выдающийся пролетарский поэт Вперед Впередович Дырбулщилский со своей боевой подругой, мужем подруги, возлюбленной мужа подруги и прочими родственниками.
Следующую ночь Краслен провел в летучем доме. Этот дом-коммуна был похож на бублик с ответвлениями, на каждом из которых, словно бусины на нитке, помещались жилячейки. Дом болтался в воздухе в компании нескольких таких же фантастических творений инженерии и держался наверху магнитным полем. Специальные площадки для посадки крылолетчиков Кирпичников нашел весьма удобными. Летатлинами пользовались все жители города: внизу, посреди леса, был завод по обработке древесины, где трудилось население летучего поселка.
Хотелось задержаться здесь подольше, поглядеть на чудеса красной науки, хоть часок полюбоваться на разнообразие, красоту и мощь своей страны, которую как будто бы и знал, но, как теперь оказалось, мало. К сожалению, он не мог себе позволить тратить лишнее время даже на еду, даже на сон.
Отдохнув совсем немного, он полетел дальше.
Летел, летел, летел…
А там, внизу, под ним, кипела жизнь, трещали провода под напряжением, день и ночь дымили электрические станции, неслись автомобили, вверх и вниз ходили лифты, грохотали экскаваторы, думпкары и строительные краны, пело радио, играли граммофоны, стрекотали пишмашинки, волновались телефоны, сообщали телеграфы… Опутанная проводами, ослепленная электричеством, скованная рельсами, пронзенная метро, земля Республики все больше покорялась человеку, бывшему какой-то век назад ее рабом. Человек вгрызался в скалы, осушал болотистые почвы, строил дамбы, поворачивал вспять реки, стремился ввысь и вглубь, дерзал, искал, осваивал, все больше утверждаясь в своей власти над природой.