Краткая характеристика пейзажа за окном
Правила построения литературного произведения требуют, чтобы в любом из них наличествовало описание природы. Даже в детективах. Иначе критики задолбают.
Что ж, надо – значит надо. «Значит, будут цвести сады», – как певали в 60-х ребята 70-й широты. Вот прямо с природы и начнем – и больше не будем к ней возвращаться, потому как природа эта самая к нашей повести не имеет совершенно никакого отношения. Вот вы лично когда ею последний раз любовались? В каком классе? То-то…
За городскими окраинами местность отличается сдержанной и суровой красотой южнорусской степи с живописными рощицами вокруг речушек, озер и ериков. Как ни странно, но, несмотря на то, что и в городе, и в окрестностях предостаточно предприятий, вполне способных угробить экологическую обстановку, вода в озерах, речушках и речке Матюгани оставалась и остается довольно чистой. В народе бытует легенда о том, что после того, как один-единственный раз спиртзавод сбросил свои отходы в реку, из нее темной ночью выбрались на дорогу пьяные водяные, тормознули машину директора этого самого спиртзавода и набили ему морду. После чего ни единой капли производственной гадости в реку, речушку или озерцо не попадало даже случайно.
Но в самом городе вид из окна в своем однообразии настолько гнусен и под настроение даже омерзителен, а по большому счету вообще мерзопакостен, что более подробного описания не требует. Вдобавок из-за особенностей здешней розы ветров все специфические запахи железнодорожного вокзала и прилегающих к нему подъездных путей заносит в каждую городскую форточку. Что в свою очередь тоже не вызывает в душах матюганцев возвышенных патриотических чувств, а скорее тоскливый и традиционно остающийся без ответа вопрос: и как можно жить в таком вонидле?
Эта же самая роза ветров изначально не давала возможности хоть как-то озеленить далеко не живописные улицы Матюганска. Высаженные ранней весной тщедушные деревца так трепало летними суховеями, что к осени от них оставались прутики, пригодные разве что для дворницкой метлы. Зимой под давлением снега они ломались, а к весне городская служба озеленения делала то, что ей по штату положено: выкорчевывала прошлогодние прутики и сажала свежие. Единственный оазис живой природы, возникший, кстати, без участия службы озеленения, именовался «промзоной». Во времена Союза на этой территории между школой и автостанцией начали было что-то строить – обнесли забором, выкопали траншеи, котлованы, впихнули в них не только фундаменты с коммуникациями, но и стены непонятно для чего предназначавшихся строений. А потом, как это часто бывало, финансирование закончилось, рабочих перебросили на горящий объект, все застопорилось, стройка, защищенная от ветра забором, обросла сначала кустарником, а потом и молодым леском, ребятишки в этой зоне, превратившейся из промышленной в «сталкерскую», с удовольствием играли в «войнушку», молодежь в теплую пору года предавалась меж кустиков скромному провинциальному блуду, то есть, не снимая кепки и калоши, а взрослые протоптали тропинку напрямик от жилого массива к автобусной остановке.
После 91-го года возлагали, правда, надежду на рыночную экономику. Но умные люди быстро обсчитали, что достраивать этот артефакт плановой экономики – занятие самоубойное. Один только подогрев помещений с электричеством любого нефтегазового олигарха по миру пустит.
Мы так подробно описываем этот кусок одичавшей флоры, поскольку именно в нем разыгрались некоторые события, для провинциального Матюганска, можно сказать, катаклизменные. Но не будем бежать впереди электровоза. Всему свой черед.
А кто же наш главный герой?
Ответить на этот вопрос довольно сложно. Во-первых, назвать героем персонаж, который будет путаться под ногами и получать по кумполу в течение всей повести, как-то язык не поворачивается. Для Аркадия Станиславовича Федорина наиболее геройским поступком считалось дать отпор теще Марье Ильиничне Кошкодамовой, хоть и проживавшей в соседнем городке Новозадвинске, но не позволявшей зятю ни на минуту забыть о ее существовании.
И главным действующим лицом Федорин также не является – ввиду тщетности всех его попыток хоть как-либо повлиять на развитие событий. А действия, описанные в повести и взбудоражившие весь Матюганск, совершил совсем другой человек – Некто Невыразительный, серый, неприметный, но, тем не менее, способный на мерзкие кровожадные поступки.
Кто он, этот Некто? Сказать? Вот так прямо? Фигушки! Те же законы жанра требуют, чтобы имя его до поры до времени рассекречено не было.
Интерьер среды проживания главного… ладно уж, пускай героя – такой же, как и пейзаж за окном (см. выше). Пока наш герой пребывает в этом интерьере сам, терпеть эту гнусность еще можно. Однако когда в поле зрения появляются два постоянно говорящих персонажа, именуемых в дальнейшем Супругой и Тещей, главному герою порой хочется удавиться. Или обозвать тещу Кошкодавовой, что тоже равно самоубийству. Но от такого экстрима Аркадия Станиславовича удерживало осознание того, что этим он несказанно возрадует своих ближайших родственниц.
Впрочем, воля к жизни берет верх. Он одевается в зависимости от времени года и выходит во внешнюю среду обитания. По дороге он обязательно встретит кого-нибудь из однокашников, например, капитана милиции Юрия Эдмундовича Горохова, по старой журналистской привычке попытается узнать у него что-нибудь новенькое, пригодное для публикации в газете, а Горохов, по старой милицейской привычке, информацией делиться не станет. И так почти каждый день…
Краткое описание среды обитания главного героя
Местные жители утверждают, что их славному городу не везло первые лет 150-200. Основатели нарекли его, точнее, ее, поскольку это была казачья станица переселенцев с Дона, красивым именем с намеком на большую перспективу – Мать Юга. Однако то ли у первых поколений мать-юганцев не хватило сметки, то ли где-то там наверху карта не так легла, но большим городом их станица так и не стала. Разве что сменила название сперва на «Матьюга» – с ударением на последний слог – а потом уже, в эпоху пара и электричества какой-то губернский чиновник, сжалившись, добавил к этой полскабрезности спасательный суффикс «-нск». Зато убрал мягкий знак. А зачем он там?
Довольно долго Матюганск пребывал в статусе глубокой провинциальной дыры – сперва уездного, а затем районного масштаба. Дошло до того, что выражение «сослать в Матюганск» в здешних южнорусских краях стало приличным синонимом известного неприличного пожелания. Потому и ссылали. Уже без шуток – в порядке административного надзора.
Счастье подвалило, когда его никто из нормальных людей не ждал – в самый разгар Великой Отечественной войны. Немцы не дошли до Матюганска всего-то каких-то 50 верст. Взяли сходу областной центр Старозадвинск, разрушили его до основанья, а затем… затем ничего не получилось. Проторчали цельный год в развалинах, костеря себя отборными немецкими ругательствами, на кой такой доннерветтер им самим взбрело в голову оставить себя же без крыши над головой.
Но суть не в Старозадвинске, который, между прочим, так никогда больше и не отстроили, а в Матюганске. Дело в том, что за весь этот год Великого Противостояния двух держав на данном участке Южного фронта на райцентр не упала ни одна бомба! Неприятельские самолеты словно упорно не замечали хоть и не очень, но все же укрепленный центр советской обороны. Между ветеранами ходила легенда, что в довоенный Матюганск соответствующими органами была сослана году этак в 1935-м любовница самого рейхсмаршала авиации Германа Геринга. Барышня, в общем-то, была ни в чем не виновата, поскольку роман у них случился еще когда Геринг был никакой не рейхсмаршал и даже не соратник Гитлера, а всего-навсего красный товарищ Генрих, присланный пролетариатом Германии в Советский Союз осваивать здесь летное мастерство для будущих боев мировой революции. Научили на свою голову!
Было ли это на самом деле или не было, к развитию событий нашей повести опять же не имеет ни малейшего отношения. Главное – что в результате такого удивительного феномена Матюганск остался целым и невредимым, поэтому в конце 1943-го года тут временно разместили все вернувшиеся из эвакуации областные учреждения – от Заготзерна до обкома партии и НКВД. А поскольку в России нет ничего более постоянного, нежели временное, то очень даже скоро безо всяких усилий со своей стороны матюганцы стали жителями областного центра, оставаясь, впрочем, в глубине души такими же беспробудными уездными провинциалами, как и их предки. Правда, с легким польским акцентом, занесенным сюда ссыльно-переселенцами еще в 20-х годах прошлого века. Сами поляки – кто ассимилировался, кто после войны уехал, а вот мода давать своим детям звучные европейские, а то и откровенно польские имена, осталась. С одной стороны – красиво, с другой –удобно. Скажем, ежели кто-то в разговоре упоминал Малгожату, то матюганцы без особых уточнений знали, что речь идет исключительно о красивой барышне на выданье, работающей в валютной обменке на местном ж-д. вокзале.