Подпись, дата.
От авторов: этот и другие служебные секретные документы были обнародованы после того, как юный хакер, внук главвреда Калиныча, измученный стенаниями деда по поводу отсутствия сенсаций для газеты, взломал хиленький сайт местной милиции и скачал оттуда все, что качалось. Дескать, дед разберется.
* * *
Хотя Федорин и уверовал, в конце концов, в открывшийся в нем талант предвидения, но рассказывать о нем никому не собирался. Была на то причина.
Однажды, где-то на заре своей семейной жизни, возвратившись домой, Федорин наткнулся на подобие веселого налета махновцев на его малометражную квартиру. На встревоженное «кто есть дома?» жена отозвалась с самого верха стремянки, приставленной к антресолям.
- Тут она – я!
- Что ты там ищешь?
Супруга бочком слезла с лесенки, вступила в тапочки и озабоченно спросила:
- Вспомни, где твоя старая безопасная бритва? Которая с лезвиями «Нева»?
- Ты что? Какая «безопаска»? Я уже скоро год одной и той же «жилеткой» бреюсь, с тройными лезвиями. К ней «Нева» не подходит. О! Вспомнил! Надо будет новых «тройничков» купить, а то последний из блока уже туповат.
- Он вспомнил! А кто тебе эту «жилетку» подарил, помнишь?
В вопросе Супруги зазвучали особые, не сулящие ничего хорошего интонации. Федорин быстренько чмокнул жену в ухо и прошептал:
- Любимая женщина журналиста Федорина!
Любимая женщина томно замурлыкала:
- Да ладно тебе!… До вечера потерпи, пока я уберусь…
Но отступать с завоеванных позиций было не в его характере. Поэтому только через полчаса Супруга смогла посмотреть на мир более-менее осмысленным взглядом:
- Слушай, а что это за государственный переворот я устроила – ты не знаешь?
- Да ты вроде бы мою старую «безопаску» искала. Но вот зачем?
- А-а-а! Ну да! А затем, что я у тебя – женщина не только любимая, но и хозяйственная. Ты знаешь, сколько стоит сделать педикюр в салоне? Ужас сколько!
- А разве педикюр бритвой делают?
- Вот! То-то и оно! Приходит сегодня на работу одна моя сотрудница – ну, ты ее не знаешь – и почему-то хромает. Я спрашиваю: в чем дело? А она: понимаешь, моя невестка сделала себе педикюр безопасной бритвой. Натоптыши снимаются очень легко, но делать это надо очень осторожно, потому что чуть рука дрогнет – и сразу порежешься. Вот она довольно сильно порезалась. А я – это моя сотрудница говорит – решила, что я же буду осторожнее, вот попробовала, но все-таки порезалась.
- И что?
- Ха! Я себе подумала: обе они дуры, они же новенькими лезвиями пользовались. А я умная, я возьму твое старенькое, притупленное. И ничего не порежу.
- Ой, чует мое сердце, что будешь ты хромать так же, как и твои две дуры.
Супруга фыркнула и отвернулась. Через два часа она все же нашла старую безопасную бритву, причем, там, где бы ей ну никак не полагалось быть – в коробке с неизвестно для чего хранимыми пробками от шампанского. И на целый вечер заперлась в ванной.
Наутро она тоже хромала.
Она ворчала, охала, вскрикивала, неудачно ступив на раненную ногу. Но стоило Федорину заикнуться, дескать, я же тебе говорил, как произошел взрыв:
- Ты! Говорил! Ну конечно! Ты же у нас ясновидящий! Все знаешь наперед! Ванга в штанах! Не говорил бы под руку – я бы не порезалась!
После этого Федорин зарекся даже намекать о чем-либо подобном.
Но тут произошло несчастье в «промзоне». В момент, когда маньяк подстерегал, а затем убивал девочку, Федорин спал. Была у него такая привычка – когда чувствовал себя сильно уставшим, забирался в единственное в доме старенькое кресло, клал ноги на принесенный из кухни табурет и заставлял себя отключиться минут на тридцать-сорок. Поэтому, когда проснулся в холодном поту, решил, что все почувствованное им – всего лишь кошмарный сон. Еще посетовал на свою великую притворщицу-супругу, которая скоро своими перманентными женскими болячками доведет его до сексуальных шизов наяву – и снова задремал.
Наутро на работе узнал, что ЭТО был не сон, а очередное предупреждение. То самое, о котором он зарекся даже заикаться. Но одно дело обворованная Теща или даже сдвинувшийся от ревности сержант – взрослые, в конце концов, люди. А тут девочка-подросток.
Но с другой стороны – из своего опыта общения с матюганскими правоохранителями Федорин знал, что кабинет следователя – это последнее на земле место, где поверят в его паранормальные последствия удара кирпичом по макушке.
Но после похорон малолетней Зины Байковой решился – и отправился к Горохову.
По выражению лица своего бывшего одноклассника Федорин тотчас же понял, что если кого-то капитан и хотел бы сейчас увидеть, так это уж наверняка не его.
- Привет!
- Тем же концом, по тому же месту, Федорин. Если ты насчет доноса своей Тещи, так я уже сам о нем забыл. Задвинул, как и обещал, по месту проживания и там дело благополучно закрыли. А сейчас извини, как говорил Чапаев в старом анекдоте, не до грибов, Петька, не до грибов.
- Да я, Эдмундович, собственно, не по этому, как ты говоришь, делу. Я по другому. То есть – по этому же, но… тьфу! Запутался совершенно. Ну, в общем, если по правде, так моя Кошкодавова отчасти права. Воровать я у нее ничего не воровал и даже не наводил на кражу. А вот про то, что обворуют ее – знал. Точнее, не знал, а вроде как предвидел… ну… чувствовал как бы. Понимаешь?
Следователь Горохов поднял глаза на пожелтевший портрет первого председателя ВЧК, висевший на стене еще чуть ли не с 20-х годов прошлого столетия, выразительно пошевелил губами, тяжело вздохнул и, наконец, заговорил:
- Это что – запоздалая явка с повинной? Или очередная подлянка независимой прессы наивному менту? Значит так – либо колись, либо выметайся. Потому что мне и в самом деле не до грибов.
- Да какая там повинная, Горохов, если я сам не понимаю, что со мной происходит! Ну, вот послушай: я ж не знал, что Теща ко мне выбирается в гости, а почему-то побежал на вокзал. Потом эта история с сотрудницами.
- Какая история? – профессионально оживился Горохов.
- Да нет, не по твоей части, успокойся. Сцепились две дурехи – до инфаркта одной и переломанной ноги другой.
- А ты-то тут при чем? Из-за тебя, что ли, подрались?
- Ага, нашли Алена Делона… в общем – долго рассказывать. Тут не это главное.
- А что?
- А то, что я про эту историю с инфарктом и травмой знал как минимум за час до того, как все это стряслось. Только не спеши меня посылать по известному адресу. Ей Богу, я здесь ни при чем. Ну вот, как с Тещиным приездом, точь-в-точь. А потом с этим чертовым ограблением. Словно подсказывает кто-то.
Горохов, вопреки федоринским опасениям, никуда его не послал. Просто не успел. Зазвонил телефон, кто-то что-то сказал, Горохов отвел трубку от уха, прикрыл ладонью и скомандовал:
- Федорин, стукни два раза в стенку.
- Ну да, я стукну, а ты меня привлечешь за хулиганские действия!
- Да ну тебя! – Горохов встал, подошел к стене и сам дважды стукнул кулаком. Из-за стены послышалось:
- А его здесь нет!
Горохов сел на место и сказал в трубку:
- Слушай, я совсем забыл, он же на выезде. Как приедет – передам, чтобы перезвонил.
- Понимаешь, – объяснил он Федорину, положив трубку, – это у нас такая сигнальная система. Ну, например, мне звонят, а я в это время у коллег в соседней комнате. Так чем орать на всю Ивановскую, мне стукнут в стенку – один раз. И я подойду. Если два или три – это моим ребятам. Простенько и со вкусом…
- А я тут намедни американский фильм смотрел, так там полицейские из кабинета в кабинет по мобиле звонят.
- Так то ж в Америке. Им там денег девать некуда! Кстати, Федорин, ты не знаешь – они своих негров до сих пор вешают?