Внутренний голос наглеет, но во благо
Дедуля оказался дотошный. Но с чего он взъелся на соседа, уже и сам не помнил. Федорин поговорил с ним, поговорил с соседом, помирил обоих и потопал потихоньку к ближайшей остановке. Понимая, что транспорта ждать придется долгонько, устроился на скамеечке и задумался.
Ну что за народ, вот взять хотя бы этого дедулю? Делать нечего – так запишись в кружок макраме. А то ведь – устраивает тарарам, а сам не помнит, с какой стати. Ну, точно, как его Теща. У этой вообще не память, а песня! Вот молоко в кастрюлю налила, а огонь под ней зажечь вполне могла и забыть.
Да нет, не забыла. Зато забыла вообще, что молоко это самое кипятить поставила. Пошла в комнату, легла, уснула. А молочко-то вскипело… и потекло… и газ сейчас на всю квартиру фурычит…
Опять!?
Опять этот «внутренний голос»?
Но в этот раз Федорин не задавался вопросом, откуда и кто у него в голове бубнит. Главное – немедленно проверить, что там дома творится. Эх, была бы мобилка…
Впрочем, любая проблема решается не единственным способом. Мобилки нет – и не надо. Есть аптека на углу, а в аптеке провизор знакомый. И не жлоб, в ответ на просьбу дать позвонить не станет делать морду ящиком и бубнить, что это, мол, не положено.
Так что через минуту Федорин уже слушал нудные гудки в трубке. Подходить к телефону мадам Кошкодавова явно не желала. Что было особенно странно, потому что именно сегодня ожидала звонка дочери с курорта.
Есть еще один вариант – Зося. Двоюродная сестрица Федорина, работает в парикмахерской, которая в соседнем подъезде их же дома.
- Рыжик, привет! Дело есть! Поработай юным тимуровцем.
- Ой, привет! А что надо? Старушку через дорогу перевести? Так это я запросто. Я сегодня перекрасилась в такой цвет – насыщенный-перенасыщенный! Все водители меня за красный светофор будут принимать. Хочешь – и твою благоверную так покрашу.
- Рыженький, сделай, что я прошу, а тогда можешь ее хоть в салатовый красить! Загляни к нам домой, проверь, что тетя Маня делает. Главное – понюхай, не пахнет ли газом на лестнице. Понимаешь, пока я домой доеду, от самого дома, может, уже и крыши не останется…
Зоська, девушка сообразительная, поняла все с одной фразы.
- Не боись, я сейчас все проверю. Если что – буду звонить «ноль-один, ноль-два, ноль-три».
- Только в дверь не звони! Постучи лучше! – проорал Федорин в трубку, – Так, на всякий случай!
- Братец-кролик, мог бы и не напоминать. Это у меня, а не у тебя диплом электротехника.
Что звонить по указанным номерам таки придется, стало ясно еще на лестничной клетке – там уже изрядно газом даже не пахло, а смердело. Хорошо, что Зоська знала, где брат запасной ключ прячет. Минутное дело – распахнуть дверь, устроить сквозняк – благо была открыта форточка в комнате, где Теща дрыхла. Но все равно – газом тетя изрядно надышалась. Когда «скорая» привела жертву забывчивости в чувство, она повела глазами, уставилась на Зоську и резко спросила:
- Чего здесь делает эта шкурка от помидора?
«Шкурка от помидора» была удивлена больше, чем если бы в ее парикмахерскую ввалились «Бони М» в полном составе и попросили сделать им химическую завивку.
- Теть Мань, вы чего?
- Ничего! Граждане, я эту девицу не знаю!
Видать, сбил с толку теть-Маню насыщенный-перенасыщенный цвет новой Зосиной прически. Но вот ведь – в комнате куча людей, которых тетя тоже впервые видит, а прицепилась почему-то именно к ней, к Зосе.
- Вот спасибочки вам в шапочку, тетя Маня. Я вам, между прочим, жизнь спасла! А вы обзываетесь! В следующий раз тонуть будете – так я вам гирю брошу, чтоб долго не мучились. И вообще, я вам теперь прическу надурняк только в морге сделаю!
Так что, когда Федорин наконец добрался домой, ему оставалось только воспользоваться случаем – так сказать, и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Сиречь – прочесть доклад на тему забывчивости некоторых женщин слегка пожилого возраста как угрозы безопасности окружающей среды. Естественно, отэксплуатировал он этот шанс так же радостно, как если бы стоял у барабана на «Поле чудес». И речь произнес, и завершил ее почти с великолепными интонациями самого Якубовича:
- Я более чем уверен, что, уезжая второпях, вы и дверь в квартиру запереть забыли. Что? Не забыли? Да правда ли!
Теща побелела, охнула – и бросилась искать расписание поездов. Пошарила на полке, в одном ящике, другом… Рванула на себя третий – тот самый, злополучный!
Что было дальше, рассказывать? Или не надо, и сами представляете? Ну, тогда заодно представьте и грохот, с которым сначала вывалился на пол ящик, а потом на него же приземлилась Кошкодамова.
Федорин переступил поверженное тело и с видом: «А я что говорил? Мало того, что все забывает, родню не узнает, так еще и мебель ломает!» – победителем вышел из кухни.
Однако стреляли…
Итак, хоть и позже, чем хотелось бы, но счастливый момент все-таки наступил: Федорин проводил Тещу на вокзал и даже билет ей купил за свои. Правда – плацкартный. Уже и вещички ее в вагон занес, и аккуратненько там расположил, и все наставления выслушал, и все жалобы на некоторых по имени неназванных зятьев тоже мимо ушей пропустил, и сожаление высказал, что недолго гостили-с… Собрался уж откланяться честь по чести, мол, пора, мама, – вам в Новозадвинск, а мне на работу, – как вдруг что-то как под дых садануло.
Уже потом, анализируя все произошедшее, Федорин вспомнил, что он тогда буквально на секунду то ли увидел что-то, то ли померещилось ему, какая-то странная картинка. Вроде отражение работающего телевизора в запыленном зеркале, висящем на стене в соседней комнате. Сперва почудилось, потом в глазах потемнело. И ноги сами понесли. Успел только крикнуть: я сейчас! – и приземлился на перроне. А в голове одно только стучит:
- Через переход не успею. По рельсам, напрямик!
На первом пути, правда, московский скорый стоит. Но под вагоном пролезть – это в два счета.
Ага, пролез! И нагнуться не успел, как дернулся московский – и покатил. В Столицу. А ты стой вот, как этот… и жди. И вагоны считай, чтобы не скучать. Девятый, десятый, одиннадцатый… все!
Опоздал.
Сначала три выстрела подряд грохнули, потом еще два – эти уже подальше. А чуть погодя – шестой, последний. Как сигнал точного времени.
Не успел.
Осталось только позвонить шефу и огорошить его новостью:
- Там вчера какой-то Юпитер сенсации жаждал? Получите и распишитесь.
- Федорин, что за дурацкие шутки? Ты где? Срифмовать? Или не надо?
- Какие рифмы! Тут четыре трупа на вокзале! Один женский, два в штанах, а четвертый вообще в милицейской форме.
- Федорин, если это розыгрыш, то можешь прямо сейчас покупать билет до самой дальней гавани Союза. А трудовую книжку мы тебе вдогонку вышлем. Доплатным письмом.
- Лучше тройной гонорар. Потому как у нас на вокзале натуральное Чикаго времен сухого закона. Сейчас материал соберу и быстренько напишу.
- А дудки! Стой там, никуда не рыпайся, никого не спрашивай. И ничего не пиши. Я эту трагедию лично на себя беру. Тряхну, в общем… чем положено. А то некоторые особо грамотные уже высказываются по курилкам, что начальник, мол, в одном только жанре преуспевает – сумма прописью.
Но ни милиция, ни примчавшийся галопом Калиныч не смогли вытрясти из свидетелей хоть что-то полезное. Никто просто не заметил, что за несколько минут до разразившейся трагедии на милицейского сержанта, обходившего владенья свои, наткнулся Некто, внешне невыразительный, идеально растворяющийся в людской сутолоке, но тем не менее, сержантом замеченный. Сержант цепко взял его за рукав и буквально пригвоздил к перрону вопросом:
- Ты опять здесь ошиваешься? Я тебя, кажется, предупреждал?
- Да ничего я не опять, – заскулил Некто, – тут… понимаш, кака штука… приятель позвонил, что проездом из Москвы будет, я примчался, московский поезд – вон он, а приятеля нет. Да ну что ты, в самом деле? Рукав-то отпусти… вот… огоньку дашь?