Это ее окончательно добило, и она лишь молча таращилась на меня.
Повернувшись, я вышел в холл и открыл парадную дверь.
— Чес… погоди… — метнувшись за мной, она схватила меня за локоть.
— Надо же быть таким идиотом, чтобы влюбиться в непроходимую дуру, — сухо сказал я, пытаясь стряхнуть ее пальцы. — Отпусти! Не захотела сделать по-хорошему, сделаем по-плохому.
— Я сама не знаю, что говорю, — дрожащим от слез голосом сказала она. — Прости. Ты даже не представляешь, до какой степени я напугана. Я ничего не расскажу Роджеру и во всем буду полагаться на тебя. Прости. Я совсем потеряла голову и не отдаю отчета своим словам.
Я глянул на нее в упор.
— Потеряла голову, говоришь? Сомневаюсь я что-то. Ты все отлично понимаешь, раз вначале согласилась во всем полагаться на меня, потом сделала попытку угрожать мне, затем заявила, что все расскажешь мужу. А сейчас ты снова во всем полагаешься на меня. Нужно раз и навсегда разобраться, чего же конкретно ты хочешь? Полагаться на меня или рассказать обо всем Эйткину? Ну так как?
Она всхлипнула.
— Буду во всем полагаться на тебя.
— Уверена? Или через полчаса вновь поменяешь свое решение?
— Не поменяю.
— Итак, ты не против, чтобы я уладил это дело?
— Конечно не против!
— Легко же ты меняешь свои решения. Пять минут назад ты была совершенно иного мнения.
— Чес, ну не сердись на меня, пожалуйста. — В ее глазах вновь появились слезы. — Я так испугалась, что не понимаю, что говорю.
— О’кей, вернемся в гостиную. Пришла пора для серьезного разговора.
В гостиной она вновь села в кресло, уперла локти в колени, всем своим видом демонстрируя полное внимание.
Я уселся напротив и закурил.
— Ты не задумывалась над тем, как все это произошло. Тебе не приходило в голову, что кое-что здесь выглядит странным?
Она вздрогнула.
— Ты это о чем?
— Во-первых, что мог делать коп в столь поздний час на этой дороге. Ведь по ней почти никто не ездит, она только что травой не заросла. Что он там искал, да еще в такое время?
— Не знаю, — растерянно ответила она.
— Но ведь была же у него какая-то причина. Вряд ли он надеялся поймать какого-нибудь лихача. Нет ли у тебя каких-либо соображений на этот счет?
— Абсолютно. Да я об этом и не думала, Чес.
— А вот это зря. Мне бы было весьма интересно узнать причину его пребывания в этом месте. Так, вернемся к самому началу. Итак, ты подошла к машине, сняла купальник, надела платье, а купальник бросила на заднее сиденье. Верно я излагаю?
— Верно.
— И за это время ты никого не заметила?
— Что значит, не заметила? Ведь там никого не было.
— А вот в этом я как раз сомневаюсь. Ведь этот незнакомец, звонивший тебе утром… Наверняка он наблюдал за тобой. Иначе откуда ему известно, что мы вместе купались? Насколько я помню, укромных местечек, где можно было спрятаться, там нет. И тем не менее он нас видел.
— Но я никого не видала.
— И все же он где-то прятался. Пожалуй, не помешает попозже съездить на то место и все тщательно осмотреть. Ума не приложу, где он мог затаиться. А тебе не приходило в голову, что этот мерзавец мог вытащить купальник уже тогда, когда ты, переодевшись, подошла ко мне?
— Нет, не приходило.
— Тогда, если он стащил купальник, пока мы выясняли отношения, то он и понятия не имеет, что ты совершила наезд на полицейского.
— Но зачем тогда взламывать гараж? Нет, купальник он забрал именно из гаража.
— Да, это я как-то упустил из виду. О’кей, пошли дальше. Что было потом, когда ты села в машину и погнала к дороге?
— Я не отдавала отчета в своих действиях, настолько была расстроена. Примерно с милю проехала по дороге и вдруг слышу, кто-то меня окликает, ну я и…
— Не торопись. Ты ехала быстро?
— Само собой. Правда, на спидометр я не смотрела.
— И все же? Семьдесят миль, восемьдесят? Это очень важно.
— Думаю, что-то около семидесяти. Но гарантии дать не могу.
— И ты этого О’Брайена не видела? Ты его не обгоняла?
— Нет.
— Ты проехала примерно с милю и вдруг услышала крик?
— Да.
— Так, следовательно, ты проехала мимо него. Скорее всего, он стоял на обочине с потушенными фарами, а когда ты промчалась мимо, погнался за машиной.
— Вероятно.
— И что было дальше?
Она зябко передернула плечами.
— Но я же уже говорила. Услышала окрик и крутанула руль. Что-то врезалось в бок машины.
— А двигатель мотоцикла ты слышала?
— Кажется.
— Но скорость не сбросила?
— Я с перепугу совсем растерялась. Боюсь, даже увеличила.
— А с какой стороны он подъехал, с левой или с правой?
Она нахмурилась.
— Точно не помню.
— Но ты должна была видеть его, ведь какое-то время он ехал рядом.
— Я увидела свет от фары, испугалась и крутанула руль.
— Свет от фары был справа?
Она снова замялась, потом сказала:
— Да. Он подъехал справа и прокричал что-то в окошко. Теперь я вспомнила.
Я внимательно смотрел на нее. Она наклонилась вперед, но взгляд был направлен на что-то за моей спиной.
— Ты уверена?
— Да.
— Но пару минут назад ты сомневалась.
— Сейчас уверена. Он подъехал справа. Я точно помню.
Что это было: сознательная ложь или искреннее заблуждение? Ведь машина была разбита с левой стороны. Полицейский никак не мог подъехать справа.
— Боюсь, ты ошибаешься, Люси, ведь разбита левая фара. Стало быть, он должен был находиться слева. Кроме того, он никак не мог подъехать справа — это же грубейшее нарушение правил движения.
Кровь бросилась ей в лицо.
— Так какого черта ты спрашиваешь об этом, если и так знаешь. Откуда мне знать, с какой стороны он подъехал?
Я пожал плечами.
— О’кей, оставим это. Главное — ты его задела. Что было потом?
— Поехала дальше, что же еще?
— Но столкновение было сильным?
— Само собой.
— Ты поняла, что задела мотоцикл, и задела сильно? — Да.
— Но вместо того чтобы остановиться, лишь прибавила газу и помчалась дальше. Тебе и в голову не пришло, что нужно остановиться и посмотреть, что же случилось?
Хорошо знакомым мне жестом она подняла волосы с плеч.
— Ну зачем нужен этот мучительный допрос? Ведь я уже все рассказала!
— Я хочу знать мельчайшие детали, Люси. Итак, ты помчалась дальше и выехала на шоссе. Что было потом?
— К этому моменту я уже поняла, что совершила наезд на мотоцикл, а заодно здорово помяла твою машину, и ужасно испугалась. Почему-то решила, что нужно немедленно все рассказать тебе. Но ехать обратно я побоялась, так как могла нарваться на еще одного полицейского. Вот почему я поехала к тебе домой и ожидала твоего прихода.
Не сводя с нее испытывающего взгляда, я закурил новую сигарету. Она смотрела в пол, но я видел, насколько она напряжена.
— Но откуда ты знала, где я живу? — неожиданно спросил я.
Она вздрогнула.
— Я… я нашла твой адрес в телефонной книге, — медленно и размеренно произнесла она. — К тому же я как-то раз проезжала мимо твоего бунгало на велосипеде.
Неприятное предчувствие того, что она лжет, шевельнулось во мне.
— До ответвления на дорогу к моему бунгало ты проехала по шоссе не меньше трех миль. Встречные машины попадались?
— Кажется, нет.
— Ты уверена в этом?
— Ну-у…
— И все же встречные машины должны были быть.
— Но я не заметила.
— Ни одной?
— Ну даже если бы они там и были, что с того! — Ее голос сорвался на крик.
— Ты ехала с одной фарой. Другая была разбита. Водители встречных машин думали бы, что это мотоцикл, и только приблизившись, поняли, что это машина. Этот эпизод обязательно отложился бы у них в памяти.
Она нетерпеливо взмахнула рукой.
— Ну и что?
— А то, что раз машину видели и запомнили, то вскоре полицейским станет известно, в каком направлении она шла. А машина шла в сторону города. Для копов это очень важно. Теперь они будут знать, что поврежденная машина находится именно в городе, а не покинула его территорию до того, как все трассы были перекрыты. Так что, если тебя кто-то видел, полицейским не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: поврежденная машина находится где-то в районе пляжей.