Взгляд портье тут же переместился с моего лица на вожделенный предмет. Я увидел, как нервно раздуваются ноздри его сплющенного носа, а глаза принимают осмысленное выражение.
— Мы не даем сведений о постояльцах нашего отеля, — неуверенно начал он. — Кто вы, мистер?
— Человек, готовый купить сведения за десять долларов.
Он втянул голову в плечи и даже на мгновение прикрыл глаза, морщины избороздили его узкий лоб. Так он был похож на тощую нахохлившуюся курицу.
Снова открыв глаза, он как загипнотизированный сфокусировал взгляд на банкноте.
— Вы не коп, — пробормотал он, как бы обращаясь к самому себе. — И не частный детектив.
— Ну и что с того. Так как его зовут?
Рука портье — похоже, он не мыл ее с неделю — робко двинулась в направлении банкноты, но когда до цели оставалось не более двух дюймов, я отодвинул руку подальше.
— Так как его имя?
Он обреченно вздохнул.
— Понятия не имею. Запись в книге наверняка фальшивая. — Портье перевернул книгу, чтобы я мог прочесть последнюю запись.
«Джон Тернер, Сан-Франциско» — было написано неровным косым почерком.
— Тернер, — пробормотал портье. — Да если бы я за каждого Тернера, которых в этой книге хоть пруд пруди, получал по десятке, то давно бы разбогател и бросил эту проклятую работу.
— Он не объяснил, почему прибыл так поздно? Сколько он здесь пробудет?
Портье вновь втянул голову в плечи.
— Если я буду держать деньги в руках, мистер, моя память заработает значительно лучше. Старость, знаете ли, пагубно действует на нее.
Я уронил банкноту на стойку.
— Пусть пока полежит здесь, возможно, это освежит вашу память.
Наклонившись, он еще некоторое время рассматривал банкноту, потом спросил:
— Так что конкретно вы хотели узнать, мистер?
Я повторил вопрос.
— Он сказал, что опоздал на последний поезд и уедет первым же утренним. Просил разбудить в семь утра.
— Куда идет поезд?
Портье огорченно развел руками.
— Он этого не сказал. Но только не в Сан-Франциско. Утренних поездов в том направлении нет. Может, в Сан-Диего. Последний поезд в Сан-Диего ушел как раз в половине третьего ночи, а завтра утром уходит в половине восьмого.
Поразмыслив над полученной информацией, я спросил:
— В каком он номере?
Положив палец на банкноту, портье начал медленно придвигать ее к себе.
— В двадцать восьмом, но пропустить наверх я вас не могу. Для этого нужно снять номер.
— Двадцать девятый или двадцать седьмой свободны?
Он посмотрел через плечо на доску с ключами, затем, не убирая палец с банкноты, левой рукой снял с крючка ключ от двадцать девятого номера. Положив его передо мной, он, словно ящерица, слизывающая муху, смахнул банкноту со стойки.
— Два доллара за ночь, мистер. И номер не из худших, смею заметить. У него, во всяком случае, гораздо хуже.
Я вытащил из бумажника еще два доллара и взял ключ.
— Если я не встану сам, — велел я, — разбудите меня в половине седьмого.
— Как скажете, мистер, — кивнул он. — Ваш номер на втором этаже налево.
В коридоре тускло светила засиженная мухами лампочка, ковровая дорожка была вытерта до основы, а двери давно нуждались в починке и покраске. Пахло прокисшим пивом и давно не мытыми телами. Да, этому отелю было далеко до роскошных отелей Палм-Бич.
Миновав номер двадцать семь, я приостановился у номера двадцать восемь и прислушался. Вокруг было тихо. Подойдя к двери своего номера, я осторожно повернул ключ в замке и, стараясь производить как можно меньше шума, вошел внутрь. Нащупав на стене выключатель, я зажег свет и прикрыл за собой дверь.
Номер скорее походил на чулан. Кровать, раковина, неизменный коврик на полу, над кроватью гравюра в простенькой раме. Женщина с крыльями и куском красной материи, прикрывавшим необъятный зад, колотила кулаками по обитой железом двери. Возможно, это была аллегория любви, которую не хотели впускать в дом. Если любовь похожа на эту уродку, тогда понятно, почему двери обиты железом.
Я без сил опустился на кровать. Было без десяти три, чувствовал я себя совершенно опустошенным. Это, вне всякого сомнения, самая нервная и тревожная ночь в моей жизни, и еще неизвестно, каков будет финал всего этого кошмара.
Меня так и тянуло упасть головой на подушку и, не раздеваясь, проспать до утра. Я уже готов был последовать желанию организма, но вдруг услышал легкий щелчок: так щелкают рычаги телефона, когда снимают трубку. Звук раздался из соседнего номера. Судя по слышимости, стены здесь были сделаны из бумаги.
Вздрогнув от неожиданности, я насторожился. Человек, расписавшийся в книге регистрации как Тернер из Сан-Франциско, требовательно произнес:
— Бутылку виски со льдом в номер двадцать восемь, и как можно быстрее.
Пауза. Затем тот же голос, но тоном повыше:
— Ничего не хочу слушать! Выполняйте заказ!
Некоторое время я сидел, уставившись в пыльный ковер, потом поднялся с кровати, на цыпочках подошел к двери, выключил свет и слегка приоткрыл ее. Опершись о косяк, я принялся терпеливо ждать. Медленно тянулись минуты. Когда спина уже занемела от неудобной позы, послышались шаркающие шаги. В который раз порывшись в бумажнике, я выудил очередные пять долларов. Эта ночь обошлась мне в приличную сумму, и я, черт возьми, рассчитывал получить за это хоть какую-то компенсацию.
В коридоре появился портье. В руках он держал поднос с бутылкой виски и ведерко со льдом. Шел он так, словно вместо ног у него были протезы.
Когда он дотащился до номера двадцать пятого, я вышел в коридор, преградил дорогу и помахал перед глазами банкнотой достоинством в пять баксов. Портье остановился, завороженно глядя на деньги. Одной рукой протягивая их ему, я другой забрал поднос из его дрожащих рук.
Реакция, надо отдать должное, у него была отменная. Словно голодный тигр, хватающий кусок мяса, портье выхватил банкноту и, не слова ни говоря, развернулся и пошел прочь.
Я смотрел ему вслед. На повороте он остановился, глянул через плечо, кивнул и исчез. Поставив поднос на пол у двери двадцать восьмого номера, я постучал о некрашеную филенку.
— Кто там? — послышался голос человека, назвавшегося Тернером.
— Ваш заказ. — Мне пришлось сделать немалое усилие, чтобы голос звучал натурально.
Послышался скрип кроватных пружин, шаги, затем в замке повернулся ключ.
Я тут же распахнул дверь, тем самым отбросив человека к стене.
Для человека, разменявшего пятый десяток, у Тернера оказалась на диво быстрая реакция. Он тут же метнулся к кровати, на подушке которой лежал кольт 45-го калибра. Но и я был не промах. Мне удалось прижать его к кровати. Его рука все же дотянулась до револьвера, но я мертвой хваткой вцепился в его запястье. Какой-то момент мы выясняли, кто же из нас сильнее, но мой вес и молодость склонили чашу весов в мою сторону.
Вырвав револьвер из его руки, я вскочил на ноги.
Когда ему удалось подняться, ему в лицо уже смотрело дуло револьвера.
Его багровая, в склеротических прожилках физиономия пошла пятнами. Казалось, он вот-вот потеряет сознание.
— Не надо так волноваться, — сказал я, безуспешно пытаясь справиться с дыханием. — Мне лишь нужно задать вам пару вопросов.
Языком фиолетового цвета он нервно облизнул пересохшие губы и сипло каркнул:
— Ты кто?
— Неважно. — Я махнул револьвером в сторону коридора. — Там за дверью бутылка виски. Тащите ее сюда. Спиртное в данной ситуации будет в самый раз.
Ни слова не говоря, он вышел в коридор и тут же вернулся, неся поднос.
Пока он наливал трясущимися руками виски в бокал, я подошел к двери, закрыл ее и запер на ключ.
Осушив первую порцию одним глотком, он тут же налил себе еще.
— Мне со льдом, если можно, — сказал я.
— Ты кто такой? Что тебе нужно? — Он был явно растерян и не мог понять, откуда я свалился на его голову.
— Вопросы буду задавать я, а вы отвечать. — Тон мой не предвещал толстяку ничего хорошего. — Почему вы не позвонили копам, когда нашли тело?