Я встал, подошел к столу и налил еще виски.
Паркер сидел в кресле с ногами, прижав колени к подбородку. Бледный, осунувшийся, он глядел на меня с ненавистью.
— Надеюсь, вы не поверили ему, — сказал он Герману и Веде противным резким голосом.
— Поезжайте и взгляните сами и на дом, и на сейф, и на охранников. Это убийство, Герман, — предложил я.
— Оставим в покое охранников, их не воскресить, — резко сказал Герман. — Почему вы оставили пудреницу в сейфе, услышав шаги сторожа?
— Вы считаете меня круглым идиотом? Только они держат улики при себе. Я мог взять пудреницу позже. Когда расправился бы с охранниками.
— С другой стороны, — тихо сказал Герман, — вы, Джексон, могли положить пудреницу в карман, а потом заявить, что не брали.
Герман правильно думал, что я собираюсь улизнуть с пудреницей. Он мог твердить это хоть до посинения, но доказательств у него не было.
— Что ж, вы можете обыскать меня и убедиться, что я говорю правду.
Герман подал знак Паркеру:
— Пошарь у него в карманах!
Обыскивая, Паркер готов был расчленить меня на куски. Я чувствовал горячее дыхание на своем затылке, в то время как его пальцы ощупывали подкладку пиджака. Это было неприятно, и мне все время казалось, что он меня вот-вот укусит.
— Ничего нет, — сказал он со злостью. — Этого следовало ожидать от такого мерзавца.
— Ладно, — сказал я, отстраняясь. — Вы оба разочарованы. Могу вас понять. Я выполнил то, о чем мы договаривались, и не заставляйте меня ждать вознаграждения. Я не намерен нести издержки за ваше недоверие ко мне. Вы перехитрили самих себя.
Паркер обернулся к Герману. Его аж затрясло от злости.
— Я просил вас не связываться с этим типом. Я вас предупреждал? А сколько раз твердил, что человек с его прошлым не может быть надежным. Вы, Герман, знали, каким негодяем он был и каким остался. Даже сейчас мы не знаем, говорит ли он правду.
— Не нервничайте, Доминик, — сказал Герман и обратился ко мне. — Паркер прав, мистер Джексон, мы не знаем, лжете вы или нет.
Он вытащил из кармана пистолет:
— Не думайте, что я боюсь крови, приятель. Никто не знает, что вы здесь. Мы зароем вас в саду, и пройдут годы, прежде чем вас отыщут. А может, и не найдут вовсе, так что не шутите.
— Я рассказал вам все. Если вы меня не поняли, это ваше дело. И не тычьте в нос пистолетом, к добру это не приведет.
— Садитесь, мистер Джексон, — сказал он тихо. — Мы спокойно все обсудим.
Он, казалось, только что обнаружил присутствие Веды.
— Оставьте нас, дорогая, нам нужно поговорить с мистером Джексоном наедине.
Она быстро вышла. Комната без нее стала опустевшей. До меня еще доносились звуки удаляющихся шагов, когда возле моего уха раздался свист рассекающегося воздуха. Я пригнулся, но было уже поздно.
Перед тем как Паркер вырубил меня, я заметил положение стрелок моих часов: они показывали одиннадцать вечера. Очнулся я только в половине двенадцатого.
Паркер брызгал водой в лицо. Я помотал головой, как после тяжелого похмелья. Она болела, и чувствовал я себя хреново. Меня не удивило, что я оказался привязанным к стулу. Герман суетился возле, разглядывая меня со всех сторон.
— Теперь, мистер Джексон, поговорим о пудренице. На этот раз скажете правду или опять соврете?
— Ничего нового я сказать не могу.
— Ахиллесова пята вашей истории очевидна — вы достаточно опытны, для того чтобы оставить пудреницу в сейфе. Вы спрятали ее где-то в комнате, чтобы при первой же возможности быстро забрать оттуда, когда разделаетесь с охранниками. Нет, пудреницу вы никогда не оставили бы в сейфе, мистер Джексон.
Он был прав, черт побери, но доказать не мог. Я с презрением смотрел на него.
— Я оставил пудреницу в сейфе, а бомба все уничтожила.
— Посмотрим, удастся ли нам изменить вашу точку зрения? — сказал Герман.