— А тебе, Сергей Ильич, — добавляет Георгий Иванович, — поостеречься надо бы, не пихать голову куда не след. Не рядовой. Не за себя думай — за всех. Спросится!
— Ха, они учить взялись меня!
— Ладно, хватит гутарить. Пойдем, Фокиевич.
И они пошли, оставив в воронке оторопевшего комдива. Отличившихся в этом первом бою было немало. В полосе наступления первого эскадрона лежало поле созревающего подсолнуха и кукурузы. Вести стрельбу из пулемета лежа нельзя — не видно цели. Тогда командир взвода младший лейтенант Иван Першиков подставил свое плечо пулеметчику Бузулуцному. И тот стоя расстреливал немцев, обеспечивая продвижение своему эскадрону. Но вражеский пулеметчик скосил очередью обоих смельчаков.
Командир орудия-сорокапятки сержант Иван Киреев со своим расчетом следовал в боевых порядках наступающих. С короткой дистанции он подбил один танк и две бронемашины. Помощник командира взвода минометной батареи сержант Алексей Рыбалкин осколком вражеской мины был ранен в голову. Наскоро перевязавшись, он продолжал руководить расчетами. У 64-летнего казака пулеметного эскадрона Г. В. Меринова вражеским снарядом разбило пулемет. На поле боя казак подобрал два ручных пулемета, вооружил ими пулеметчиков Бондарева, Линева, Караваева и Руденко, и они до конца боя расчищали путь наступающим казакам.
Уезжая из Бирючьего, комдив высказал удовлетворение действиями казаков и попросил командование полка особо отличившихся представить к правительственным наградам. Напомнил при этом, чтобы в представлении не были забыты имена казаков Концова и Шурыгина.
Свыше ста казаков и командиров, живых и мертвых, были удостоены правительственных наград. А первыми кавалерами ордена Красной Звезды стали пулеметчик Бирюков и командир 45-мм орудия Киреев.
Удивительное, незабываемое это зрелище — атака в конном строю, поддержанная танками. Два казачьих полка, развернувшись фронтально, атаковали подступы к станице Кущевской. Кони летят галопом. Над ними, словно большие крылья неведомой птицы, развеваются и трепещут черные бурки казаков. Оголенные клинки молниями сверкают на солнце. В молниях — смерть. Земля гудит под копытами озверевших коней, а воздух сотрясается от протяжного, более чем тысячеголосого крика «ура!».
Немцы сначала пытались бить по атакующим конникам из всех видов оружия. Но черная лава стремительно, неумолимо, неотвратимо надвигалась, накатывалась. Немцы дрогнули и побежали — одни в станицу, чтобы где-то в домах, за заборами, в садах укрыться, спрятаться, спастись, другие — в чистое поле. Даже танки, эти стальные чудовища, тоже стали пятиться, разворачиваться и поспешно уходить. Видать, нервы гитлеровских танкистов оказались слабоватыми. Все те, что оказались в чистом поле, сразу нашли свою смерть. А в станице, куда на плечах гитлеровцев ворвались конники, завязался бой. Большой населенный пункт — не степной простор. В нем не развернешься с конем и клинком. Пришлось спешиваться. Гитлеровцы успели опомниться и цеплялись за каждый дом, за каждый двор, за каждую улицу.
Бой в станице затягивался. Командование ввело новые силы. К концу третьих суток немцев прижали к окраине. И вдруг… В любом сражении, большом или малом, этих неожиданных «вдруг» бывает много. Но это «вдруг» поразило. Почти полностью освобожденную станицу было приказано оставить и отойти на исходные позиции. При отходе обнаружилось: нет командира первого эскадрона Василия Петровича Горшкова. Тяжело раненный в начале боя, он был помещен в одну из хат, а при суматошном отходе о нем забыли. К первому эскадрону скачет комиссар полка Ниделевич. Он в ярости. Все знали капитана Горшкова. Ветеран полка, бывший красный конник, старый коммунист, душевный человек, отличный воин, слава и гордость полка. Но комиссар ничего этого не говорит. От эскадрона молча отделяются два сабельных взвода и скачут в Кущевскую. Там из-под носа у немцев выхватывают командира, кладут его на носилки между двух коней и под огневым прикрытием все еще находящегося в станице взвода минометчиков сержанта Рыбалкина вывозят Горшкова. Последними оставили Кущевскую минометчики Рыбалкина. Их вывезли из станицы на двух танках, приданных полку.
Оставить Кущевскую заставил прорыв немцев крупными силами у Батайска. В районе Кущевской создавалась угроза окружения не только 15-й Донской дивизии, но и всего 17-го казачьего корпуса. Но об этом казаки узнали позднее.
В дни боев за хутор Бирючий и станицу Кущевскую стояла оглушающая жара. Всех казаков страшно мучила жажда. Фляжки с водой, висевшие на поясах, были отданы раненым или вылиты в кожухи станковых пулеметов. В окружности же примерно двадцати километров не было ни ручьев, ни озер. Воду можно было брать только из хуторских и станичных колодцев, но за хутора и станицы шли непрерывные бои. Так что жажду нередко приходилось утолять листьями травы подсолнуха, кукурузы. С едой тоже не все ладно было. Старшины могли подвозить ее только ночью. И все это сильно вымотало казаков, но не могло сломить их боевого духа.