По крайней мере, я так думал.
Перед записью своей первой сольной песни я очень волновался. В Финиксе стояло жаркое утро, и я готовил Джиннее быстрый завтрак. Я не мог дождаться, когда смогу отвезти ее в школу, чтобы отправиться в студию. Никогда прежде я не писал вокал в профессиональной студии. Был опыт записи бэк-вокала с KoЯn, но целиком я не записал еще ни одной песни. Баловался в приложении GarageBand от Apple и все, в общем. Так что я был вне себя от радости попасть в настоящую студию и записать свои песни.
А вот Джиннея была немного менее восторженной.
– Джиннея, угадай, что я сегодня делаю? – спросил я, улыбаясь.
– Эм, отвозишь меня в школу?
– Нет, глупышка! Сегодня я записываю вокал для своего сольного альбома.
– А, – уныло ответила она.
Без энтузиазма, но, с другой стороны, ей было всего семь лет, на что я надеялся?
После завтрака я схватил дочкин рюкзак, и мы вышли из дома. По дороге в школу я уже чувствовал себя рок-звездой.
Боже, хотел бы я все еще иметь тот «Хаммер».
В студии царил полумрак, горели свечи – это Родриго постарался, чтобы настроить на пение.
Родриго – классный парень. Наверное, это самый вежливый человек на свете. Родриго всегда встречал меня с улыбкой, а еще мне нравился его легкий испанский акцент.
«Привет, Брайан. Как дела?» – спрашивал он, слегка наклонив голову влево. У него была самая искренняя улыбка, которую я когда-либо видел, как у испанского официанта в самом дорогом ресторане в мире. И этот парень не просто спрашивал, как у меня дела, он действительно хотел знать. Он сидел и внимательно слушал каждую деталь, пока я рассказывал ему, что происходит в моей жизни.
Вежливость Родриго часто становилась предметом наших шуток. Старина Эдгар тоже был в восторге от общения с Родриго. Он складывал руки вместе, слегка наклонял голову и идеально пародировал акцент Родриго. Это было забавно. Но Родриго это не обижало, он гордился своим происхождением.
Немного поболтав с Родриго, я сунул в холодильник принесенный из дома буррито с черной фасолью и курицей и направился в студию. Все было идеально.
Радушное приветствие Родриго?
Есть.
Свечи расставлены по всей студии?
Есть.
Эдгар сидит на диване за микшерным пультом и ждет меня?
Сделано.
Я надел дорогие студийные наушники и проверил уровень микрофона.
«Раз, два, три», – сказал я в микрофон.
Я вдруг понял, что когда пользуешься дорогой студийной аппаратурой, то слышишь все нюансы своего голоса: и плохие, и хорошие. На этапе проверки микрофона я услышал, что голос мой звучит, как у подростка, когда тот ломается. Я схватил одну из бутылок с водой, которые Родриго приготовил для меня, и сделал быстрый глоток, чтобы посмотреть, поможет ли это.
«Давай попробуем сделать дубль», – предложил я.
Блин, опять этот изъян. Мне что пятнадцать лет?
Родриго кивнул и почти сразу же в моих наушниках заиграла фонограмма «Washed by Blood». Я чувствовал, как мое сердце колотится в груди. Через минуту зазвучал куплет, и я начал петь.
Вот тогда-то все и случилось.
Никогда прежде я не писал вокал в профессиональной студии.
Я звучал, как один из худших певцов, когда-либо певших в профессиональной студии. Песня была в тональности, но выходило так, будто я пел в тональности лузера. Получалось так плохо, что мне пришлось остановить песню на втором припеве. Я не только пел фальшиво, но и голос мой дрожал, мне не хватало уверенности в себе, и вступал я не вовремя. Меня охватила паника. Все, что я хотел сейчас сделать – сбежать. Сбежать из студии! Эдгар и Родриго выглядели так, словно не знали, что сказать.
«Попробуем еще раз», – сказал я дрожащим голосом. Уровень моего беспокойства стремительно рос. Я попытался расслабиться.
Просто почувствуй песню, Брайан. Почувствуй песню.
Я определенно ее не чувствовал. На этот раз я добрался только до первого припева. И снова я звучал, как подросток, переживающий период полового созревания. Я был совершенно подавлен. Сам признаю, что вокал никогда не был моей сильной стороной. И, честно говоря, я, вероятно, не так уж плохо звучал, как думал. Но я так представлял этот момент в своем сознании, что все, что не достигало абсолютного совершенства, казалось мне катастрофой. Я пытался начать карьеру как солист, и каждый раз, когда я открывал рот, я был похож на четырнадцатилетнего ребенка, кудахчущего под плохой гитарный рифф. Я потерял контроль.