— Так… — я крепко зажмурил глаза, увидев мельком в своих вспыхнувших фантазиях снова ту комнату, снова связанную Брелок. Но теперь полностью раздетую, с красными следами после ударов, замутнённым возбуждённым взглядом. Внутри живота знакомо теплеет от мимолётной мысли.
Раза три-четыре я с глупой надеждой предлагал Калине и Ксюше разнообразить интимную жизнь. Взять их жестче, с парой крепких шлепков и связыванием. Официантка мне упорно отказывала, а анархистка обозвала однажды извращенцем и пригрозила совсем порвать нашу связь. Наёмнице Оксанке я об это вообще боялся заикнуться. Зубы были дороже! Поэтому приходилось пороть девок кожаными ремнями только в своей голове. А тут жертва сама просится в руки. В штанах уже стало тесно, хотелось прямо сейчас большего. Брелок, конечно, заметила это, почувствовав, как твердое стало упираться ей в бедро. Чуть отодвинувшись, она всё же посмотрела вниз, на мою ширинку и вопросительно глянула мне в глаза.
— Ты точно согласна? — вполголоса спросил я, положив правую руку на ягодицу фанатички, не сильно сжал. — Я ведь тебя реально трахну и, возможно, будет больно. Буду делать с тобой всё, что захочу.
— Я согласен, — девушка с твердой уверенностью кивнула, — как инквизитор Великого Монолита, будущий Мастер, я должен быть очищен от грехов. Так пусть неверный станет для меня карающим мечом.
— Тогда закрепим наш договор? — я хитро и зловеще усмехнулся. Отступив от Брелок, завозился с ремнем на своих штанах. Властно холодно посмотрев на замершую фанатичку, и негромко проговорил. — На колени.
Брелок, не раздумывая ни секунды, покорно опустилась передо мной. Со страхом и крохотным интересом смотрела, как я вытаскивает наружу возбужденный член.
— Знаешь, чего я сейчас хочу? Возьми его в рот.
— Хорошо…
Оксана и Ксюша не любили этого. Их привлекал только обычный естественный секс. На оральный удалось уговорить только Юльку три раза. И то, приходилось лезть в самое пекло аномалий, чтобы достать девушке редкие дорогие артефакты. Последним был «Колобок», которого я выслеживал месяц и, выудив из «гнезда» соснодуба, свалился едва ли не с самой верхушки, чуть не сломав спину. Ублажала меня Калина уже на больничной койке. И делала она это куда умеючи, чем Брелок! Руки сектантки мелко тряслись, она боялась взять мужскую плоть на полную. Дёргалась от подступающих с непривычки рвотных позывов и часто делала паузы, чтобы отдышаться. Я наблюдал за ней не отрываясь, испытывая больше удовольствия от мысли, что сектант «Монолита», гроза всей Зоны, удовлетворяет меня своим ртом, чем от самого процесса. И ничего не требует взамен, сама напрашивается на насилие. А не использовала ли меня Калина? Испытывала ли она хоть каплю нежности ко мне или видела во мне только добытчика, которого надо иногда прикармливать своим телом? От этих внезапных мыслей возникла злость. На себя, на Калину, на её убийцу, и на Брелок…
Схватив девушку за затылок, я дёрнул её голову на себя, сам двинув тазом резко вперед, проталкиваясь глубже в глотку. Брелок дрогнула, протестующе замычала, вцепившись в мои штанины. Я взял инициативу в свои руки. В пять грубых резких толчков, довел себя до вершины наслаждения. Прижав монолитовку жестко к себе, выпустил накопленное возбуждение внутрь неё. Брелок забилась, пытаясь вырваться, но я не отпускал её, пока всё не вышло до капли.
— Глотай! — сквозь сжатые зубы прорычал я, — чтоб всё, блядь, проглотила!
Наконец, отпустил Брелок, и та упала на пол, кашляя и зажимая рот рукой. Глядя как её сжавшееся тело крупно колотит с подавляемой рвотой, мою грудь знакомо горячо укололо. Снова не сдержал себя и навредил девчонке. Позволил эмоциям накрыть с головой и счастливо утратил контроль. Слишком многое разрешил себе, сняв рамки! Повезло, что не зашло дальше…
— Твою мать… — спешно поправляя смявшиеся штаны, я опустился рядом с девушкой на одно колено. Осторожно тронул её за плечо, надеясь так успокоить, поддержать. Фанатичка, не замечая этого, пыталась вытереть рот ладонью, размазав белый след по щеке. Страха в глазах больше не было.
— Иди сюда, — потянув девушку за руку, я помог ей подняться. Выбрав первый кран душа, повернул ручку с красной кнопкой, пустив маленькую струю. Без подсказки Брелок подставила ладони под едва тёплый слабый поток. Умыла лицо, фыркнув от попавшей в нос воды. Я украдкой улыбнулся, найдя в этом сходство Брелок с Саяном.
— Всё нормально? — спросил я, когда сектантка сама перекрыла воду, — не тошнит?
— Нет, я в норме, — спокойно ответила напарница, отрыто доверчиво посмотрев на меня. — Спасибо за это.
— Спасибо… — повторил я, горько ухмыльнувшись. — Странно за такое благодарить. Ну да ладно. Раз мы уже поняли, что ты не против, то так и будем… ну… Вот так.
— Я понял, — Брелок добродушно улыбнулась, кивнув. — Только попроси, и я всё сделаю, мой каратель.
Каратель… Вот кем она видит меня. Для Калины я был покорным добытчиком артефактов, денег, не более. Для Ксюши — очередным клиентом с толстым кошельком. Для Саяна — добрым хозяином, кормильцем, другом. Для всех остальных девушек, я был просто мимолётным любовником, как, впрочем, и они мне. А для Брелок я стану палачом-насильником, в чьи руки она попала добровольно, сама же развязав. И мысль, возникшая в квартире в Припяти, что я должен позаботься о жертве своей похоти, укрепилась вдвойне. Брелок теперь точно стала МОЕЙ…
Глава 4
Уже больше часа я наблюдал одну и ту же невероятно скучную картину. Елизавета Потапова, в ярко-оранжевом защитном комбинезоне, правда, проигнорировав сферический шлем, старательно изображала научную деятельность. Константин Михайлов пропал из поля моего зрения, учесав куда-то в заросли камышей. Слышались только его редкие восторженные возгласы и неясный бубнеж.
В затопленный карьер мы отправились в двенадцать дня, потому как Лизонька не любила просыпаться с утра пораньше. И, хоть у неё с собой был некий аппарат, похожий на старый серый пульт от телевизора с прикрученной к нему вилкой, девушка даже не лезла в воду, а бродила у её кромки. Помахивала «пультом», тыкая на кнопки наугад, подпрыгивала с испуганным визгом, когда он издавал пронзительный гудок, дёргала какие-то травки, так же наугад, и складывала их в контейнер. За прошедшее время их там накопился уже целый веник. Но больше всего Лиза снимала саму себя, фотографировала унылый пейзаж и что-то быстро тараторила. И так продолжалось уже третий пустой день, со сменой дислокации. Позавчера это была просто прогулка вокруг Аномальной Рощи, вчера загорание возле стоянки с «Электрами», а сегодня лаборант Михайлов решил сунуться в карьер.
Мрак… Три дня тягостного ожидание нападения в любой момент, которое всё не происходило. Может быть, будь рядом Саян, мне было куда веселее. Но пёс слишком привлекает к себе внимание, и может смутить убийцу. Поэтому овчарка осталась рядом с Брелок, умудрившейся каким-то чёртом выцыганить у америкосов одну снайперскую винтовку. Уверен, не обошлось тут без женского обаяния! И теперь она с собакой где-то неподалёку сидит в засаде. Возможно, на краю карьера, прячась в кустах, а может на ржавой железной громаде экскаватора.
Несколько раз у меня появлялось желание залезть в бурлящий зелёный туман, клубившийся над мутной водой, поискать там артефакты. Только не лучшее время. Убийца бродит где-то рядом, а возможно, давно наблюдает за нами…
Еле подавив зевоту, я вытащил из кармана штанов увесистую рацию. Нажав на красную кнопку сбоку, поднес динамик ко рту.
— Брелок, приём, — быстро облизнув сухие губы, произнёс я. — Слышишь меня?
— Приём, слышу хорошо, — прохрустела рация сонным голосом фанатички. Рации нам выдал долбаный Виктор Павлович, взяв слово, что не будем с ними баловаться. Прям как с детьми малыми беседовал!
— Чего делаешь? — спросил я, вытянув одну ногу вперёд, сидя на маленьком пеньке.