Мужчина лениво поднял правую руку, лишь для того, чтобы вытащить изо рта сигарету и выпустить дым.
— Ты оглох?! — крикнул я, проходя во дворик, — вставай, давай!
Снова никакой реакции, только новая затяжка. Позади что-то недовольно прошипел Багира, и зарычал Саян. А вот это уже хуже.
— Костя, дай свет! — я сделал еще пару шагов ближе к крыльцу. Михайлов, ойкнув, завозился за забором. Дрожащий бледно-белый круг света пополз по голой земле двора. Добрался до старых валенок с въевшейся грязью, поднялся выше по ватным штанам, по просаленной фуфайке и высветил, наконец, лицо незнакомца. Абсолютно голый открытый череп, с зажатой между тёмных зубов сигаретой. Из пролома носа тянул дым, а чёрные дыры глазниц, казалось, наблюдали за мной. Пальцы с хрустом взялись за сигарету, вытянули её из разомкнувшихся челюстей. Скелет в шапке зашёлся хриплым кашлем, содрогаясь своим костлявым телом. Не выдержав, я нажал на спусковой крючок. Череп разлетелся на мелкие осколки как разбившаяся глиняная ваза.
— Итить твою мать! — выдохнул я, опустив «Абакан», — какого ху!..
Мой возглас оборвал ярко вспыхнувший свет в пустых окнах дома, ослепив меня. Оглушил свист пробудившегося мегафона. Прикрыв глаза ладонью, я попятился обратно. Кто-то подскочил сзади, схватив меня под локоть, потащил за собой на дорогу. Убрав руку, я увидел совсем рядом напряжённое от страха лицо Багиры. Костя сидел перед нами на коленях, обняв Саяна за шею. Свет лился теперь из всех окон покинутых домов, стало светло прямо как в летний солнечный день. Мегафон хрустнул помехами, свист пропал, сменившись знакомой песней, загремевшей на всю деревню:
— Утомлённое солнце нежно с морем прощалось. В этот час ты призналась, что нет любви…
Под лучами света на перекрёстке появлялись чёрные фигуры людей. Несколько десятков теней заполнили улицы. Мужчины в лёгких рубашках и женщины в воздушных платьях. Они крутились в вальсе, подстраиваясь под ноты старой песни. Галька хрустела под их ботинками и туфлями. Старики со старухами занимали скамьи вдоль двухэтажного побелённого дома, с чёрной вывеской «Школа», а маленькие тени сидели на заборах, что-то грызя. Дети, как и старое поколение, просто наблюдали за танцами. Мы вчетвером застыли, не в силах отвести взгляд от невероятного и жуткого зрелища. Вдруг, свет потух, и сразу стало темно. Кругом сплошная чернота и глухая тишина. Я часто задышал носом, пытаясь унять подступающую панику. Слышал, как Саян тихо поскуливал, а Костя что-то бубнил, не отпуская его. Кажется молитву.
Протяжно заскрипела какая-то открывшаяся дверь, и впереди, в двухэтажном здании, загорелся кровавый свет. Из раскрывшихся дверей школы по деревянным ступенькам пополз красный сгусток. Вытягивая тонкие щупальца, ощупывал перила, гравийную дорогу перед собой, ножки скамьи. Его вылезало всё больше и больше, заполняя двор перед школой. От сгустка исходил нарастающий гул, как от низко летящего самолёта. Зашипел мегафон и заговорил известным из исторических хроник низким мужским голосом. Я слышал его много раз, но именно сейчас, в чёртовой деревне, глядя на кровавый сгусток, меня пробило на холодную дрожь.
— От Советского информбюро. Сегодня, 22го июня 1941 года, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий…
— Надо уходить, срочно… — зашипел мне в ухо Багира, дёрнув крепко за руку, — нельзя, чтобы оно поймало нас.
— Сюда, — я бросился обратно в раскрытую калитку, хлопнув мимоходом анархиста по плечу. Дом, на крыльце которого лежал обезглавленный скелет в телогрейке, был к нам самый ближайший. Костя с Саяном не отставали от нас, причём лаборант неотрывно следил за ползущей массой, держась за загривок собаки. Заходить в дом не стали, пришлось бы перешагивать через скелет. Обошли деревянную лачугу вокруг и, как я и догадывался, наткнулись на деревянную лестницу, приставленную к открытому окну чердака. У моей бабушки в деревне точно так же было. Я часто лазил в детстве на чердак, обустроив там себе «штаб».
Первым наверх я отправил Багиру. Снайпер задержался у самого верха лестницы, осветив фонариком чердак. Убедившись в его пустоте и безопасности, он забрался внутрь. За ним быстро вскарабкался Костя, хоть я и думал, что он навернётся по неуклюжести. Согнув спину, я свистнул Саяну и пёс тут же запрыгнул на меня. Оттолкнувшись маханул в окошко, не задев ни одну ступеньку. Я при подъеме наверх замер на середине, глянув на дорогу. За зубьями забора с той стороны уже появились тонкие щупальца красного пятна. На участок оно пока не заползало.
Забравшись внутрь я прикрыл пустой проём железным дырявым листом и на карачках подполз к своей группе. Потолок чердака был слишком низким, не давал распрямиться. Багира и Костя сели друг напротив друга, а Саян улёгся у дальней стены, проползя мимо них. В щели между досок в стенах просочился красный свет от массы, ползущей мимо нашего укрытия. Из мегафона, будто в насмешку над нами, лилась громогласная песня «Вставай страна огромная»…
— А в тот раз кричали про эвакуацию, — Багира, согнув ноги, положил подбородок на колени, — когда авария-то случилась…
— Это… пси-фантомы… н-наверное… — запинаясь пробормотал Костя, пытаясь высмотреть в щели красную массу. — Или аномалия…
— Хер его знает, — я передёрнул плечами, нервно пригладил усы, — жуть конечно…
— Нет, для меня хуже было сестру мертвую увидеть, — снайпер кисло ухмыльнулся, откинув голову назад, упёршись затылком в стенку. — Стоит передо мной как живая, улыбается. Только горло вспорото и пальца нет. Пойдём, говорит мне, мама нас ждёт, и рукой манит… Вот это жуть была.
— Ну, Калину я, надеюсь, не увижу, — я неуверенно хохотнул, — а то она мне претензии на счет Брелок кидать начнёт.
Свет и гул пропали. Деревня погрузилась снова в чёрную тишину. Замолк мегафон со своей патриотической песней. Я уже было обрадовался, что всё закончилось, хотел высунуться наружу из окна, но услышал скрип. Как от несмазанной двери. Похрустывали камушки по дороге, и скрип приближался. Телега…
— Михална-а-а! — проорал хриплый прокуренный голос. Костя с оханьем подскочил от неожиданности. Тюкнулся макушкой о низкий потолок и сверху на него посыпалась пыль. Я прикусил себе больно нижнюю губу, чтоб не заорать с перепуга.
— Чаво тебе? — недовольно ответил старушечий голос и что-то хлопнуло. Кто-то встряхивал постиранное белье, перед тем, как повесить его на веревку сушиться.
— Алексей дома? Он мне карбюратор обещал глянуть!
— Какой тебе курбуратор? Родня вон, с Киеву приехала, с утра! Лёшка ни в одном глазу!
— Э-х-х! А чо меня не позвали?!
На улице была всё та же темнота сгущающейся ночи, но она заполнилась новыми звуками. Я будто снова оказался в деревне у бабушки. Вот, проорал петух, и заверещало мелкое дитё в кроватке, разбуженное его криком. Хохотали две девчонки, бесцельно гуляющие по дороге, проехал мальчишка на велосипеде, зудела где-то рядом пила по сочным поленьям. Тявкнула маленькая собачонка, что даже Саян поднял голову, негромко заворчав. Значит, звучит это всё не в моей голове. Багира, крепко зажмурившись, что-то беззвучно бормотал, лишь бы не слышать ожившую деревню. Костя напротив, ерзал на месте, пытаясь высмотреть хоть что-то в щелях досок. Мой страх ушёл, и появился интерес к происходящему. Я словно снова оказался в беззаботном детстве. Прикрыл глаза — и вот я сижу один на чердаке, слушаю, как внизу сплетничают две соседки, как свистит коса, скашивая разросшуюся траву. Я почувствовал её слабый приятный запах, аромат распустившихся цветов.
— Здрасте, тётя Нин!
— Здравствуй, Митя, здравствуй!.. Вот, хороший мальчик, отличник, бабушке своей помогает. Не то, что мой оболтус Петька!
— А чего он? Опять на рыбалку убежал?
Топот нескольких пар ног и визги детей заглушили на несколько секунд разговор двух женщин. Детвора убежала дальше, увлечённые своей игрой. А я услышал сердитый мужской голос.
— Джек! Ко мне! Ко мне зараза плешивая!.. Катерина, Нина, вы моего Джека не видали?! Опять, паразит, с цепи сорвался!
— Не-а, Семёныч, не видели…
— Вот паразит!.. Джек! Ко мне, скотина!.. — мужчина удалялся, продолжая звать своего пса.