– Простуда – это ерунда, – заявил Унылый.
– А это – нет.
Генерал потянулся со своего места через стол до краешка спальника. Не получалось. Унылый сидел не шевелясь, а Таченко все никак не дотягивался. Спустя секунд десять сцена стала выглядеть комичной.
– Саша! – возмутился Серега, все так же сидя и протягивая пальцы к диггеру.
– Что?
– Ну подыграй!
Он закатил глаза и немного наклонился в сторону долговца. Тот наконец подцепил край спальника и стянул его в сторону, демонстрируя то, что имел ввиду. Теперь все увидели, что левая рука Унылого понуро висела на бандаже. Мужики очень старались вытянуть его из болота и в какой-то момент перестарались, сломав кость. Впрочем, генерал еще раз уточнил, что все дальнейшие действия они обсудят уже утром. Пока что им достаточно, пусть поспят, переварят. К Сане сон пока что не шел. Рассудив, он вышел из комнаты вместе с остальными, чтобы оставить Ленку с Лехой наедине. Им наверняка было что сказать друг другу. Долговец чувствовал себя неловко. За то, что подвергал ее опасности, заставлял волноваться, а под самый конец еще и направил на нее оружие. Да, это все из-за «сияния», но... простым «извини» тут не обойтись. Ему казалось, что она больше не захочет иметь с ним никаких дел и уйдет своей дорогой после пересечения Периметра.
– Чего харю скукурузил? – пихнула Егоза худой бок.
– А чего?
– Не вешай нос. Я тебя тоже люблю.
Сказанное настолько сбило мужика с толку, что он глупо засмеялся. Почему это так потешно прозвучало? Обрадовавшись, что настроение долговца улучшилось, Ленка прильнула к нему. Им следовало многое еще обдумать, но в голову не приходило ничего, кроме одной вещи – как же сильно им на хватает Барсика, лежащего в ногах и громко мурлыкающего. От осознания, что его больше никогда с ними не будет, Егоза печально опустила глаза в дощатый пол. Леха тоже пока не был готов обсуждать эту тему. Он тот еще кошатник, и для него потерять кота было ударом. Но как же он радовался, что Таченко нашел их! Если бы не он, то они бы точно пропали. Он ненавидел своего генерала и обожал одновременно.
– Иди к Ритке, отдохни, – улыбнулся Леха, – завтра уже поговорим, ладно? – и поцеловал бандитку в щеку, уколов кожу светлой щетиной.
– Да, хорошо. У меня тоже в голове пусто.
Тут за окном раздался смех. Унылый курил вместе с Яном где-то у крыльца. Раньше они цапались, как кошка с собакой, а тут гляди притерлись друг к другу. Впрочем, простуда давала о себе знать, и когда Ленка покинула комнату, в нее через минуту завалился утомленный Саня.
– Приехал калекой, и уезжаю калекой, – проворчал он.
Лисицын мигом разразился.
– Не гунди давай! Перелом это не инвалидность!
– Ой, ой, батюшки. Опять не дала что ли?
В Унылого прилетела корка хлеба.
– Скажи спасибо, что она у нас сперла этот дебильный артефакт.
– Да я ничего не говорю. Чего ты злой такой? Чего хочешь?
Леха хмурым взглядом оглядел стол. Чай с бутербродами это хорошо, печеньки тоже, но вообще он впервые за несколько дней захотел основательно пожрать. Не станет же он заставлять Саню варить макароны? Потерпит до завтра.
– Я все никак не могу отделаться от мысли, что толкнул тебя в болото.
– Не начинай, – отмахнулся Унылый. – Я заставил тебя указывать дорогу, когда тебя чуть не убили. Мы все конкретно накосячили друг перед другом.
– Я просто хотел извиниться.
– Не надо ни о чем сожалеть, – кряхтя, Саня забрался на свою лежанку, укутался уютно в спальник, – все равно все в могиле сгниет.
Слова диггера вызвали улыбку, словно от чего-то освободили. Друг затушил керосиновые лампы, и Леха тоже упал спать.
Наутро Рита, Ленка, Костя и Лермонтов во всю резались в карты на кухне. Игра называлась «по колено в говне». Веселый гогот молодежи разбудил всех, кто еще спал. Лисицын отправился отмываться от пыли, пота и грязи, а Саня, которому всю ночь не давали покоя насморк и перелом, обреченно сверлил взглядом потолок.
Они остановились совсем недалеко от вокзала. Периферия Зоны обрадовала всех собравшихся под крышей сруба звуком проносящегося мимо поезда. Стук рельс пробудил во всех и каждом неподдельный интерес. Как оказалось, эти звуки были ничем иным, как местной аномалией, походившей на радио на чердаке близ Болот. Отголоски прошлого промчались мимо, и совсем скоро на местность опустилась привычная тишина апокалипсиса. Сегодня было не холодно и не жарко, небо затянуло серое полотно, сквозь которое прорезался голос диктора. Как обычно из динамиков что-то пробубнили с гулким эхо, и аномалия замолчала, словно ничего не было. На горизонте виднелся чернеющий заброшенный с прошлого века железнодорожный вокзал.