Так уж сложилось в нашем сознании, что слова, ассоциирующиеся с будущим всегда позитивны.Наверное, в большинстве своём, человек по натуре неисправимый оптимист и даже в апокалипсисе он видит будущее, а не конец, и будущее обязательно должно быть светлым, ну, а если нет, то мы непременно его исправим, должны исправить, ведь мы вторые после Бога, созданные по его образу и подобию, инфант терибл, но всё-таки его дети, его инфанты…
Фил был уверен в неслучайности всех якобы случайных встреч. Это глубокое убеждение он вынес из всей своей жизни. Казалось бы, ну, летишь ты со скоростью сверхновой в галактическом пространстве, еле успевая отмечать свои временные вехи, разбросанные в виде дней рождений то тут, то там, и в ус себе не дуешь. И вдруг, прихотливая судьба, немного сумняшася, сталкивает тебя лоб в лоб с другим таким же существом. И - стоп, вселенная останавливается, замирает и терпеливо ждёт пока вы, растерявшиеся и озадаченные этой нежданной встречей, выясняете отношения, пытаетесь понять зачем вы так понадобились друг другу, а довольные небеса ухмыляются, наслаждаясь вашим недоумением. И только оторвавшись от другого человека , вновь выйдя на свою орбиту и восстановив своё нарушенное душевное равновесие, спустя некоторое время начинаешь понемногу приходить в себя и понимать всю гениальность божественные задумки…
Соня была романтичной девушкой, потерявшейся в этом циничном 21 веке. Ей бы родиться несколько раньше, какой-нибудь младшей дочерью мелкопоместного дворянина. Глядя на неё сразу всплывал образ тургеневских барышень, для которых жизнь была слишком уродлива и безрадостна . которые понимая всё это находили какое-то болезненно-мазохистское удовлетворение в понимании своего неприятия окружающей действительности, но перестраиваться не хотели, да и не могли. Ей было скучно и неинтересно среди своих сверстников, развлечения и увлечения которых казались ей убогими . Она находила отдушину в чтении фэнтезийных книг , погружающих её в другие миры, мир удивительных фантазий, где герои были благородны и отважны, жизнь изобиловала немыслимыми приключениями, а хеппи энд был всегда гарантирован.
Последние два месяца вместили в себя столько событий, сколько Соня не переживала за всю свою предыдущую жизнь. Впервые с подружкой она побывала в другой стране. Голландия очаровала своими красками, будто какой-то сумасшедший художник разлил их по домам и улицам, одеждам прохожих и цветочным клумбам. Всё было слишком красиво. Оказалось, что можно беззаботно бродить по городу весь день, словно наркоман наслаждаясь всеми мыслимыми цветами радуги и их немыслимыми оттенками. Оказалось, что иногда время не имеет абсолютно никакого значения. Его можно не замечать, вызывающе-нагло игнорировать и вспоминать о нём только, когда это нужно тебе. Неожиданно выяснилось, что ничего не делание такая же важная в жизни вещь, как и ежедневная работа, и это состояние тоже жизненно необходимо для твоего организма, как и другие важные вещи. К шести годам Соня уже точно знала, что любому человеку, большому и маленькому требуется уединение. Состояние одиночества, когда можно отдохнуть от всех. Родителей, друзей из детского сада и даже любимых игрушек. Что иногда очень, очень хочется тишины, и она с удовольствием забиралась под подушку, накрываясь с головой одеялом, и с наслаждением лежала там с закрытыми глазами, вслушиваясь в эту необыкновенную тишину, этот удивительный раритет повседневности, загадочным образом потерянный взрослыми толи по недосмотру, толи по глупости. Голландия подарила Соне ещё одно открытие. Оказалось, что организм периодически требует состояния ничего не делания, абсолютного безделия, свободы для всех органов чувств, когда они, находясь в свободном поиске, вольны самостоятельно перетекать по окружающему пространству вне привязки к поиску пропитания и денежных средств съёжившегося в ожидании неприятностей индивидуума. Наверное, это отголоски счастливого, беззаботного детства, оставшегося где-то на периферии съёживаюшейся с годами памяти, радостной свободы детского незнания, очевидное подтверждение Экклезиаста «в многой мудрости - много печали»…
Серый московский аэропорт встретил унылым дождём, мокрым грязным асфальтом и раздражёнными, угрюмыми людьми. Жизнь снова стала однообразно-унылой и бессмысленной, вяло ползущей в неизвестном направлении отсутствующих перспектив и желаний… Родина почему-то вновь оказалась сварливой мачехой, несильно обрадовавшейся приезду блудной дочери… Вновь сырость, вечная грязь улиц и отношений, бесконечные вереницы обречённо плетущихся машин и гнетущая московская атмосфера, стремящаяся уровнять всех до уровня земли. Внезапно в голову пришла мысль, что есть светлые, добрые города, а есть города требующие для своего восприятия сильных средств – алкоголя, психостимуляторов или наркотиков. Только тогда они могут понравиться , только тогда пребывание в них может показаться нормальным… Своеобразие Москвы во всём – в её подавляющей серой безликости, циничном равнодушии её жителей, отсутствии искренности и повальной зависти. Она так и осталось наихудшим примером купеческой столицы ,с наслаждением пускающей пыль в глаза приезжим, с повадками проститутки, стремящейся обобрать клиента под рассказы о большой любви, отсутствием интереса ко всему на свете, кроме себя любимой, и большим общежитием - городом одиноких, никому не нужных людей…
Такси вяло пробиралось по бесконечному потоку машин пробиравшихся в столицу из аэропорта. Ремонт дорог – это особая русская забава, придуманная вероятнее всего ещё в период татаро-монгольского ига, чтобы втихаря поиздеваться над захватчиками и сохранившееся в этом виде до сих пор. Ремонт в России ведётся всегда на самых узких участках и в самое неподходящее время. Думается, что русский матерный ещё и поэтому никогда не сотрётся из народной памяти. Сколько слов вспоминает русский человек проезжая такие участки, как оживает генетическая память предков в такие минуты, а любой иностранец понимает , как скуден и ограничен его словарный запас. Впрочем, потихоньку интегрируется world в российский мир. Перед такси лихо втиснулась машина из соседнего ряда. Блеснули в традиционном «спасибки» сигналы аварийки, а на заднем стекле Соня смогла прочесть «Yahoo ею от Вашей вежливости», что несколько приподняло поникшее было настроение… Дома было пусто. Родители были ещё на работе. Двойственность чувств создавала определённый дискомфорт. С одной стороны было вроде приятно оказаться снова дома, в своей комнате со множеством не особенно-то и нужных, но своих вещей, а с другой стороны часть души рвалась обратно, в комфортно-уютное состояние другого города, где так понравилось и ощущение потери которого появилось только теперь… Холодильник встретил стандартным набором продуктов из ближайшего супермаркета эконом-класса и сразу вспомнились тёплые круасаны с чашечкой кофе из ближайшего кафе, ещё минута и начал бы материализовываться запах свежесмолотых зёрен. Стряхнув головой назойливое наваждение, Соня закрыла дверцу холодильника и ,надев кроссовки, вышла из дома. Внутренний мир требовал побродить по несколько подзабытому городу, чтобы вновь привыкнуть к нему, ведь даже бессмысленные, на первый взгляд шатания, порою всё же имеют свою цель… Так уж мы устроены, что наше купеческое нутро постоянно сравнивает всё увиденное , услышанное, осязаемое. Не можем мы бесстрасно-абстрактно воспринимать окружающий мир, ведь даже в раю наши предки понадкусывали кучу яблок выбирая лучшее, хотя все они были одинаковы. Поиск лучшего – что это ? Все поглащающая жадность или вечный поиск идеала, неудовлетворённость обладания имеющимся или ода всему новому, жажда неизвестного или фиговый лист наших всеразрушающих страстей? И так, Соня легкой походкой углубилась в джунгли своего города… За её краткое отсутствие естественно изменилось слишком мало, чтобы быть очевидным для неё. Сумрачная нахмуренность однотипных улиц, мельтешение словно бы клонированных лиц и навязчиво-осязаемое чувство одиночество висевшее в воздухе услужливо-знакомо напомнили , что ты здесь, в первопрестольной, словно бы и не было тех чарующе-весёлых, беззаботных дней голландского вояжа, отголоском сладких сновидений непрерывно маячавших где-то на периферии разума, зудящим напоминанием очевидности произошедшего и беспокойными нотками ностальгии бередящего немного успокоившуюся от обилия впечатлений нервную систему. Душа жаждала простора, вызывающе протестуя против безликого лабиринта одинаковых домов и тупиковости желаний и переулков. И выход был найден! Ноги словно сами по себе понесли на Крымский мост, где свободная стихия высоты моста так созвучна многовековой мощи излучины Москвы-реки, где серая монотонность городских кварталов даёт трещину и на поверхность вырывается та безуднржность свободы, плотно утрамбованная многотонным монолитом городской застройки. Соня стояла на мосту с восторгом взирая на незанятую ничем инородным перспективу, спокойно-неторопливые волны Москвы-реки мерно-натруженно скользили в даль, разрезаемые опорами моста, а шаловливый ветер кокетливо-неторопливо перебирал длинные волосы, шепча какие-то непонятные галантные комплементы в открывающиеся уши… Единственной дисгармоничной составляющей являлась стоявшая в двадцати шагах от неё на мосту одинокая фигура монаха с рюкзаком на плечах. Он , так как и Соня, стоял на мосту, опершись на перила, и молча наблюдал за водами реки… Благосклонный читатель согласится со странностями устроения человеческой натуры, когда в толпе множества себе подобных мы их не замечаем что называется в упор, а одинокая неприметная фигура на мосту раздражает своей вызывающей неуместностью. Соня сначала корректно косилась на монаха, но он похоже и не собирался никуда уходить и тогда Соня стала откровенно смотреть в его сторону, всем видом показывая всю его неуместность нахождения в этом месте… Монах, а это был Филя, вдруг повернулся и озорно подмигнул Соне: