- Это, получается воровать можно? – детский голос вывел меня из состояния задумчивого ступора.
- Нет, Анюточка! Воровать нехорошо, нельзя и неправильно… Но понимаешь, есть в жизни моменты, когда на кону чья-то жизнь - и тут уж не до правил и выбора…
- А почему жизнь на коне?
Ох, уж эти дети… Ну, не станешь ведь объяснять ребёнку, что в азартных играх кон – это место, куда кладётся вся ставка…
- На кону, Анюта. Это значит - главное. Вот ты смотрела всякие мультики вроде Мулан. Там у всадника в жизни главное - конь, нет коня, нет жизни. Конь для него всё… Так вот и в нашей жизни бывают моменты, когда что-то очень важное для нас под угрозой, иной раз выбор: жизнь или смерть. И тогда не так уж и важны все остальные вещи и правила игры, которые мы, взрослые, придумали. Ведь сейчас надо другого спасать. Конечно, воровство останется воровством, но ради семьи, друга, иногда приходится совершать нехорошие вещи. От этого они хорошими , конечно, не становятся, но мы вынуждены это делать… Поняла?
В глазах маленького существа появилось понимание:
- Если Ханя будет умирать от голода, я могу пойти в магазин и попросить быстрее дать мяса, иначе Ханя умрёт… И они дадут, обязательно, потому что они хорошие… И у них тоже есть Хани, только их по-другому зовут…
Я сидел с открытым ртом, потрясённо смотря на существо, с лёгкостью обошедшее мои теоретические выкладки, хотя сам должен был сообразить, что сначала можно просто попросить, а не красть… Сзади внезапно навалилось, что-то тяжёлое. Это , оказывается, Ханя тушей привалилась к спине. Она мирно задремала, переваривая полкило нарезки хорошей колбасы… Колбасные сны, видать, и всё такое…
- А вот вы где! - раздалось над ухом.
За нашими спинами появилась Анюточкина мама с двумя увесистыми сумками. Кто сказал, что женское «на минуточку» подразумевает только батон хлеба?
- Я вас потеряла… А вы вон где, в теньке устроились…Ну, всё нормально?
Анюта и Ханя моментально вскочили на ноги. По заинтересованно раздувающимся ноздрям Хани я понял, что моя колбаса уже в далёком дежа вю и аппетит этого существа неистребим.
- Собака у Вас зверь! С такой никто и не нужен, - заметил я.
- Да, это бандог Свинфорда - помесь питбультерьера или американского стаффордширского терьера и мастино неаполетано, - с гордостью проинформировали меня. – Зовут Нoney – сладкая, милая. Она у нас в семье любимица… Ой, да! Спасибо Вам огромное ! Вы нас так выручили!
- Простите, - начал я нерешительно, - но зачем Вы попросили меня, совсем незнакомого человека, посидеть с ребёнком, ведь с такой собакой вряд ли кто сунется… Да и мало ли маньяков бродит?
Женщина рассмеялась…
- Ну, во-первых, не совсем с незнакомым… Мы живём в соседнем с Вами доме и ставим машины на одной стоянке между домами. Вы с женой и двумя детьми часто ездите, так? А во-вторых, без вас они могли отправиться вдвоём куда-нибудь погулять, прецеденты бывали… А так все на месте! Спасибо Вам! Анюточка, лапочка помаши дяде ручкой! Пошли!
И ошеломительная троица дружно поспешила куда-то между домами.
Я озадаченно смотрел им вслед. Всё-таки женщины удивительные существа, поражающие нас своей логикой и поступками, переворачивающие всё с ног на голову и, что удивительно, оказывающиеся почти всегда правыми…
Эта троица тоже не была исключением…))
Любовь у дверей..
Она ушла... Демонстративно хлопнула дверью. Да так сильно, что прибитая с незапамятных лет подкова, чуть не покинула место привычного обитания в верхней части двери. Так ведь и убить можно. Пал смертью храбрых под подковой, автоматически улыбнулось подсознание, но поддержки не нашло... Она всегда шумела по мелочам, виртуозно находя поводы для ссор там, где даже теоретически их не было, заводясь с полоборота, точно породистая ауди, и горе было всем не спрятавшимся в этой квартире. Гибель Содома и Гоморры выглядела невинной детской шалостью, по сравнению с торнадо от этого рукотворного бедствия, от которого тряслись стены, а сметливые соседи предпочитали пережидать это природное явление на улице, внезапно поддавшись порыву необходимости выгула детей и всех домашних животных, включая хомячков и черепах. Кто сказал, что женщина страдает в пылу ссоры? Нет, нет, и ещё раз нет! Для неё это был сеанс психотерапии, минуты катарсиса, апофеоз справедливого негодования.... Он просто наслаждался в эти минуты красотою её лица, её отточенными, импульсивными жестами, полными грации и , чего греха таить, театральных эффектов. Ему даже было в какой-то степени жаль, что всем этим эмоциональным богатством наслаждался только он. Остальные быстро разбегались якобы по своим делам, оставляя их один на один. Он видел эти , метающие молнии, глаза, зрачок в зрачок, угрожающе расширенные, и полные праведного гнева. А эти стальные руки, впившиеся в него, изящно тонкие, перевитые серпантином мышц. Что и говорить, фитнесс-центры и бег по утрам , делали своё дело, не то что он. Взгляд из окошка, когда мимо проходят все сезоны, когда холод февраля сменяет жар июля, когда сумасшедший запах свежей, только что распустившейся листвы дразняше прошмыгивает через безвольно повисшую фрамугу, а трели птиц сводят с ума. Его удел - жизнь в этих проклятых четырёх железобетонных стенах, еда, телевизор и ожидание , ожидание её. Ожидание того заветного звука проворачивающегося в личинке ключа и открывающейся двери, и её запахи, смешанные с запахами улицы, волнующе-манящие и одновременно загадочные. Это, каждый раз, было, как возвращение богини, и даже, если они расставались в ссоре, что бывало не так уж и редко, он не мог противиться этому и всегда выходил в коридор, пристально вглядываясь в неё, ловя её глаза, словно пытаясь понять по её взгляду, как она. За эти годы они , каким-то неуловимым образом научились чувствовать друг друга с одного взгляда и он сразу понимал, остаться ему или уйти. Он любил её... Да он любил её, хотя часто не показывал это, демонстративно отворачиваясь, словно не реагируя на ласковые слова. Но по спине пробегали мурашки от её ласковых слов, их хотелось броситься в её объятия , чтобы его целовали, обнимали и ласкали... А ещё он любил спать с ней. Прижавшись спина к спине, ощущать всем телом родное тепло и , прислушиваясь к её размеренному дыханию, усиленно делать вид, что тоже спит. При этом он с упоением наблюдал сквозь прищуреные глаза за отражением в большом овальном зеркале у кровати. Эти часы отдыха и покоя были для него самыми лучшими. Они были одно, одни вдвоём, только они и эта бесконечное белое поле атласных простыней с сугробом взбитого одеяла. Она лежала рядом, такая беззащитно-красивая и одинокая, а он был рыцарем , охраняющим её сон... Это всё было сегодня ночью, а с утра опять скандал, опять обвинения, крики... и звук хлопнувшей двери... и тишина, разделившая их вновь...Как несправедив этот мир... Как далеки они друг от друга, в этом маленьком мирке затхлых квартир, обречённо страдающие от собственной вспыльчивости и чужого непонимания, что это всё совсем не со зла... А кто сможет понять тебя, твою душу, отбывающую срок в этих четырёх стенах, когда ты толком и сказать не можешь... И он опять уселся поссать возле дверей... А как ещё ты можешь выразить свой протест, если ты кот... Чем больше слов - тем ширше лужа... И не надо слов, не надо на него кричать...))
Глаза любви..
Ему не спалось... Было во всём этом что-то неправильное. Полтора часа непрерывно смотреть на эти аппетитные ягодицы , немым укором нависшие рядом с головой, слушать нежное мерное посапывание и ничего не делать. Кто сказал, что у него железная нервная система и она совсем не страдает при разглядывании всего этого богатства!? Он закрыл глаза и представил её, бегущую куда-то вдаль, эти мерно подрагивающие ягодицы, замысловато-упруго совершающие свои немыслимые вращательные движения, сумасшедшую зелень травы и пьянящий простор свободы. Может это и неприлично, но лучше, чтобы она была голой, совсем. Так бы всю жизнь и бежал за этими ягодицами. наслаждаясь упоительным видом этого фантастического зрелища. К чему эти драпировки, пусть даже кружевные или атласные, они и так хороши, божественны, аппетитны. Он почувствовал прилив слюны. Да, хоть беги за слюнявчиком. Хороши, что и говорить. Хороши... А ещё грудь. Та самая мерно вздымающаяся в сонной неге. Упруго-тёплая и такая уютная. Как прекрасно порою обессиленно уткнуться в неё, устроившись между этими великолепными холмами и спать, вернее грезить без задних ног. Можно, конечно, и поесть, на голодный желудок и любовь не в радость, но потом опять спать, спать, спать... Он вновь сглотнул набежавшую слюну. А как божественно пахнут её подмышки! Они пахнут диким мёдом, ароматами уснувшего лета и чем-то волнительным, наверное, запахом далёкого детства, есть в этом что-то ностальгически материнское, умиротворённо-спокойное и родное. И ещё волосы. Этот обезоруживающий океан волос. Этот сводящий с ума запах, эта лавина, в которой запросто можно потеряться навсегда, и он, чего греха таить, был бы совсем не против. Их можно нежно трогать губами, слегка покусывая при этом мочку уха, а проснувшийся язык сам найдёт себе работу... Да, он обречённо вздохнул. Как удивительно устроен мир. Он любит её, она любит его. Вернее так, души не чает... И всё же она хозяйка. Хозяйка в этой игре под названием жизнь. Она содержит его, как ни крути, а он не более, чем игрушка, заполняющая временные прорехи в её занятой жизни. Он должен быть всегда в настроении, всегда безропотно послушен, спать и гадить по часам. Всегда рядом, по первому слову бросать всё, даже самое важное, и стремглав мчаться к ней. В этой жизни всё подчинено её желаниям. Она целует его, когда захочет она, они едят , когда она считает это нужным, и даже в кровати он только тогда, когда это позволяет она. Он клоун, паяц, любимая живая игрушка. От всего этого у него даже засвербило в носу и предательски увлажнились глаза... И всё же он её любит... Она для него весь мир. И этот мир должен, вроде как,лежать у его ног, но нет , это он лежит у ног этого мира... Он вдруг вспомнил, как болел. Как вдруг постарела и осунулась она. Как всё время сидела рядом с подозрительно красными от слёз глазами, прижимая его к груди, шепча что-то ласковое и нежное, как носилась по аптекам в поисках лекарства, которое выписал ему врач, как кормила его из ложечки и нежно шептала на ухо, что он обязательно поправится и что она не сможет без него... Эти сладостные воспоминания заставили его успокоиться... Нет, она его определённо любит. Невозможно так прикидываться, и кричит она порою не со зла. Просто это нервы, просто у неё такой характер, такая жизнь... И ведь он тоже любит её. Он не может без неё. Совсем не может. Это правда, правда жизни. Она для него всё. Он может часами сидеть перед её кроватью, слушая её мерное дыхание, с бесконечной нежностью смотря, как она спит. Да, он любит прогулки, но по настоящему счастлив только гуляя с ней. Он скучает без её голоса и запаха её тела. Он вскакивает, за версту услышав звук её шагов, и, когда в дверной скважине поворачивается ключ, его сердце радостно стучит, что сейчас войдет она. ОНА... Из её рук он может съесть всё, даже яд будет божественно вкусен, если он из её рук. И ещё он любит спать с ней, когда их тела не разделяет ничего. Когда они одни в этой вселенной, под одним одеялом, попа к попе...Только они одни...