Появление вездехода и инвалидной коляски в этом статичном сообществе произвел эффект взорвавшейся гранаты и запустил процессы ускоренной трансформации. Наблюдая за тем как верзила водитель впился в горло своему толстячку напарнику, которому еще минуту назад что-то пытался доказать словесно, размахивая при этом руками и брызгая слюной, Паломник одновременно уворачивался от других зараженных, выписывая при этом кренделя и зигзаги на своей инвалидной коляске. и размышлял: спровоцирован ли был антиобщественный поступок детинушки тем, что тот полностью исчерпал вербальные аргументы и перешел от слов к делу, либо же появление самого инвалида в очередной раз послужило катализатором трансформации. Как это не прискорбно, но Паломник все же склонялся ко второму варианту. Слишком уж часто ему приходилось сталкиваться с подобной реакцией. со стороны зараженных в латентной стадии на свое появление. Слабой отмазкой, препятствующей немедленному занесению себя любимого в категорию Вселенского Зла, пусть и не самого большого, служила надежда, что он здесь и вовсе не при чем. А во всем виновата Рыжая, которая выступала спутницей инвалида в большинстве стремных ситуаций.
В отличии от высокоманевренной инвалидной коляски у вездехода не всегда была возможность втиснуться в узкие щели, оставленные фурами между собой, с тем чтобы вырваться с импровизированной парковки на оперативный простор. Плохо соображающим водителям не пришла в голову резонная мысль оставить свободным проезд. Так что потыкавшись несколько раз вперед-назад и спровоцировав гнев толпы потенциальных тварей стикса в свой адрес, окончательно перегородивших проезд, Видящая отдала команду Рыжей. Ту самую, из категории лома и отсутствия защиты от него. А Нимфа и рада. Правда вместо того, чтобы стрелять поверх толпы, с тем чтобы напугать и разогнать ее, Лейла одной очередью, с короткой дистанции, практически в упор, уложила сразу под двадцать зараженных. Правда при этом только ухудшила ситуацию. Поскольку движение по бетонке залитой кровью и заваленной телами бывших горожан оказалось еще тем квестом. С трудом, но Бариста все же смогла выбраться в степь и отъехав от границы Нестабильного кластера метров на двести остановилась. Прямо у инвалидной коляски, где ее ожидал Паломник.
Изначально Паломник не предполагал останавливаться. Убедившись в том, что вездеход вырвался из ловушки, инвалид собирался двигаться на стоянку в Великий Лес, с тем чтобы на месте обсудить итоги вылазки и принять решение, касательно дальнейших намерений. Вот только у Видящей на этот счет было своя точка зрения. Пулеметная очередь над головой однозначно намекнула Паломнику, что следует остановиться и подождать членов своей команды. Можно было бы, конечно, и проигнорировать этот однозначный намек. Что Паломник, попервах, и вознамерился сделать. Уж очень его разозлил подобный способ коммуникации.
— Вместо того, чтобы освоить переносные рации, комплект которых был найден в полицейском участке, в одно из первых совместных с Рыжей посещения Великого Устюга, и до сих пор мертвым грузом валяющийся в трейлере, эта придурошная скоро начнет переговариваться азбукой Морзе на основании пулеметных очередей. Один выстрел — точка, три — тире. И еще и меня заставит выучить.
Третий поток сознания тут же услужливо вытащил из закромов подсознания факт о том, что классическое обучение Азбуки Морзе начинается с фразы: «Я-Н-А-Г-О-Р-К-У-Ш-Л-А» и потребует значительного расхода боеприпасов. Опять же, вместо того чтобы стрелять, вездеход, развивающий скорость за сотку, без затруднений мог бы обогнать транспортное средство Паломника и перегородить дорогу. На худой конец поморгать фарами.
— Хотя фарами для привлечения внимания днем, в спину — не очень и эффективно, — вынужден был признать инвалид.
В любом случае для возмущения у Паломника были вполне очевидные резоны.
Вот только он вовремя вспомнил о том, в каком состоянии прибывает Рыжая и пришел к выводу что у Нимфы вполне может дрогнуть рука. А очередь в спину из крупнокалиберного пулемета, конечно, переведет множество текущих проблем в категорию никчемных и ненужных, но не позволит Паломнику выполнить свои обязы по отношению к Судье Фараона и Страннику. Вряд ли, будучи мертвым, ему удастся разыскать Алтарь. А сам инвалид всегда очень ответственно относился к своим обещаниям.
— Ну и как это понимать? — Поинтересовался Паломник у девушек, после того, как команда Амазонок в полном составе выбралась из вездехода и кольцом окружила инвалида. — Это вы на мою жизнь покушались, а теперь передумали и решили в заложники взять. Судя по тому, что Рыжая громко всхлипнула, а потом повиснув у инвалида на шее, принялась заливать его слезами, регулярно вытирая сопливый носик о чистую футболку, шутка не зашла. А уж после того как к подруге присоединилась и Блонда, Паломник твердо для себя решил, быть необычайно осторожным со спеком.
Ситуацию прояснила Бариста, которая хоть на шею и не вешалась, но тоже тихонько всхлипывала, стоя в стороне. Такое коллективное проявление чувств не на шутку насторожило Паломника, а потом и вовсе испугало. Он внезапно почувствовал себя скоропостижно скончавшимся султаном, над телом которого рыдают любимые жены. Причем не столько от безумной любви и сожаления, сколько идя навстречу общественным нормам и ожиданиям, опять же понимая, что в процессе траурной церемонии их могут похоронить вместе с гаремодержателем. В одном кургане.
— Султанов в курганах не хоронили, тут же возразил третий поток сознания, впавший в раж перфекционизма. И молодых жен за компанию к ним в погребение не добавляли. Это из другой эпохи. К тому же здесь вам, не там. В Улье с этим делом все обстоит гораздо демократичнее.
Оставив за скобками рассуждения о том, почему быть сожранным тварями стикса, а именно такая кончина ожидает девяносто девять процентов иммунных, демократичнее, нежели лечь под нож жреца на алтарь в процессе грандиозной похоронной церемонии Верховного Владыки, Паломник сосредоточился на словах Баристы.
Впрочем та слишком-то и много сказала. В двух словах все сводилось к утверждению о том, что Паломнику ни в коем случае не следует возвращатся на стоянку в Великий Лес. А вот прямо тут, на месте, проститься со своими любимыми женщинами и свернуть с дорого в степь. А далее, куда глаза глядят. При этом в качестве основного аргумента, подтверждающего свои слова, Видящая напирала на то, что ей так видится. Никаких других рациональных доводов, в пользу своей рекомендации девушка привести не могла. Причем в ее устах все звучало настолько убедительно, что она нашла полную поддержку со стороны Рыжей и Блонды. И именно поэтому, выпускницы соцфака, роняя слезы и размазывая ссопли по чистой футболке инвалида, сейчас трогательно с ним прощались. При этом складывалось впечатление, что точка зрения самого Паломника на все происходящее никого не интересовала. Он даже заподозрил, что надумай пойти наперекор коллективному разуму, то в результате бы заработал пару мотивирующих пинков, а в лагерь так бы и не попал.
— Тоже мне, художник абстракционист, — мысленно возмущался Паломник Баристой. — Видите ли, она так видит. А очки надевать не пробовала?
Окончательно он смирился с неизбежным, после того, как обнаружилось, что та же Видящая приготовила для него увесистый дорожный набор, собранный в рюкзак. Куда помимо пищевого довольствия в виде офицерских сух пайков и многочисленных деликатесов, входило и несколько бутылок коллекционного алкоголя. Это помимо пятилитровой фляги с живчиком. Оказывается, пока Паломник потрошил монстров, убитых муром, сама Бариста готовила своего шефа в дальнюю дорогу. Осознание всеобщей любви и заботы настолько потрясло Паломника, что он и сам растрогался. Крепко расцеловал Амазонок, причем каждую в засос, чтобы осознаи, чего лишаются, подарил на прощание Баристе свою снайперскую винтовку и весь запас патронов к ней. Потом смахнул скупую мужскую слезуи свернув с грунтованной дороги прямо в дикую степь, двинулся в путь. Настроение ему не испортили даже слова Видящей, тихонько сказанные Баристой своим подругам и одобрительные реплики этим словам со стороны Рыжей и Баристы: