Несмотря на удивление, меня обслужили, скоро на столе появился небольшой чайник, вазочка с кусковым сахаром, тарелка с большой порцией жареной картошки и две слегка обжаренных сосиски. Немного подумав, та самая Соня, что была автором всего этого великолепия, положила сбоку ещё два ломтя хлеба.
- С тебя споран, - сказал из-за стойки бармен.
Неслабо берут, подумал я, но он меня тут же убедил в обратном:
- Это с ночлегом.
После долгого недоедания и ещё более долгого питания сухомяткой картошка показалась мне просто райской пищей. И пусть она была пересолена и местами пережарена, я засовывал её себе в рот огромными порциями и запивал сладким чаем. Чай, кстати, был отличный и закончился быстро, но я не расстроился, и заказал ещё.
К концу трапезы, отяжелевший и осоловевший, я глянул на часы. Они показывали половину второго. Не так уж поздно, но спать всё равно хотелось. Подняв глаза, я посмотрел на бармена. Тот, поняв меня без слов, повернулся назад и снова позвал Соню. Женщина, тоже ни слова не говоря, подошла ко мне и жестом предложила следовать за ним, я, проходя мимо стойки, положил на неё два спорана. С чаевыми.
Поднялись мы не так высоко. Изба была двухэтажной, но, за счёт низких потолков выглядела значительно ниже положенного. Номер, если эту клетушку можно было назвать таковым, имел спартанскую обстановку. В одной стене им другой стены стояла крепкая кровать, застеленная относительно свежим бельём.
- Если чего-то ещё нужно, - немного смущаясь произнесла Соня, - то два спорана.
Я поднял глаза и осмотрел её внимательнее. Лет тридцать пять на вид, худая, немного симпатичная, но явно смертельно уставшая и мечтающая только поспать. Секс с ней будет сродни некрофилии. Я отрицательно покачал головой.
- Спасибо, но в другой раз, слишком устал сегодня.
Она настаивать не стала, понимающе кивнула и закрыла дверь. Свет в номере был, но от тридцативаттной лампочки Ильича. От такого света скоро начнут болеть глаза, а потому я щелкнул выключателем и погрузился в темноту. Темнота, впрочем, была не полной, снаружи здания свет был и проникал через оконце. Этого мне хватило, чтобы раздеться до трусов и нырнуть под одеяло. Было немного неприятно ложиться грязному на чистые простыни, надо будет завтра про баню узнать. Пистолет я сунул под подушку, хотя и считал это мерой напрасной, что-то мне подсказывало, что опасаться здесь некого.
Так и вышло, до утра меня никто не беспокоил, крики из бара доносились редко и совсем не мешали, а утром, когда маленькое оконце озарилось светом вставшего солнца, меня разбудил крик самого настоящего петуха.
Глава двадцать четвёртая
Наскоро одевшись и умывшись, я спустился вниз и присел в баре. Из кухни выглянула уже другая женщина, а вот бармен за стойкой был всё тот же, только зачем-то переоделся в спортивный костюм.
- Доброе утро, - кинул ему я, получив в ответ такой же кивок. - Мне бы позавтракать.
Бармен повернулся в сторону кухни и открыл рот, но повариха его опередила:
- Да слышу я, не ори, сейчас принесу, яичницу будешь?
- Конечно, и чая побольше.
Когда всё было на столе, я вспомнил и других своих потребностях. А потому встал, подошёл к стойке и, тщательно прожевав, обратился к бородачу:
- Мне нужно в баню, постирать вещи и... найти человека по имени Цыган.
- Баню с утра топят, - объяснил бармен, - иди, тебя Роза проводит, если хочешь, даже спинку потрёт и попарит. А Цыган... пёс его знает, где черти носят. Так-то он тут бывает, и заведение это его. А на деле появится раз в месяц, дела проверит и снова уедет. Стабов-то много, вот и мотается постоянно.
- А давно здесь был?
- С неделю назад, или чуть больше.
- Ясно, так что там с баней?
Новая кухарка, которую звали Роза, отвела меня за дом, где находилась баня. Над широким приземистым зданием стоял дым столбом от топящейся печи, а из раскрывшейся двери пахнуло жаром.
- Если попарить, то один споран, если ещё чего, то два, - прокомментировала она.
- Давай пока попаримся, - предложил я, протягивая её зелёную виноградину.
- Проходи, - велела она, а сама приподнялась на цыпочках и крикнула в окно бара, - Кузьмич, перекрой пока, я занята.
Кузьмич ответил, что-то невнятное, но она кивнула и пошла со мной. Пока я мылся, она быстро постирала мои вещи и развесила сушиться. После этого она вошла в помывочную. Выглядела она неплохо, тоже худощавая, но с женственной фигурой, чем-то напоминала мою учительницу начальных классов, только та постарше была. Для оказания помощи мне, она разделась, обернулась полотенцем, которое почти ничего не прикрывало, и взяла в руки берёзовый веник.
- Ложись, - велела она, одновременно поддавая кипяток из ковша на раскалённые камни, - парить буду.
Лечь на полок я успел, а потому струя раскалённого пара прошла надо мной, а я отделался лёгкими ожогами. Попытавшись сделать вдох, я ещё и губы обжёг. Температура в бане была жуткая. А распаренный веник уже хлестал меня по спине, разогревая ещё больше. Я был уже на грани обморока, когда она сжалилась надо мной, остановила процесс и, зачерпнув ковшом холодную воду, окатила моё раскалённое тело. Получив некоторый заряд бодрости, я скатился вниз, где сел прямо на прохладный пол. Там я просидел минуты три, а моя мучительница присела на лавку и ласково поглядывала в мою сторону.
- Продолжаем? - спросила она, опуская веник в таз с кипятком.
- Сейчас, - сказал я, хватая ртом воздух. - Только сил наберусь.
- Набирайся, - сказала она улыбнувшись. - Мне только в радость, отдохну немного.
- Тяжело так работать? - спросил я с сочувствием.
- Конечно, мы ведь вдвоём, одна спит, другая работает.
- Так бармен ваш вообще без отдыха, - заметил я. - Ночью сидел и сейчас ещё сидит.
- Во-первых. Он сидит, - заметила она, - а во-вторых, их трое, друг друга сменяют.
- Я только одного видел, - признался я.
- Вчера один был, сегодня другой, - объяснила она, - они одинаковые все.